1935.1.24—25. № 8. Дорогая Аннул*. Написал было я письмо, но заложил его куда‑то и не могу найти. Поэтому спешно пишу другое, т. к. завтра (или точнее сегодня) утром последний срок январских писем. Там было также письмо Олечке, начал и детям. Пришлю потом. Собственно писать мне нечего: жизнь однообразна, работа тоже. Понемногу делаю кое что в лаборатории, но именно кое что, т. к. нет ни книг, ни условий для исследовательской работы. Здоров. В общем усталость, как у всех, вероятно от невозможности остаться с самим собою хотя бы на короткое время, от отсутствия углубленной работы, от быстрого однообразно проходящего и разбитого времени. От вас давно не имею никаких сведений, безпокоюсь, как вы живете. Постоянно думаю о вас; как хотелось бы помочь вам. Мои мальчики предоставлены самим себе, а им надо было бы сейчас оказывать помощь. Наверное они меня если не забыли, то скоро забудут; ведь жизнь идет своим чередом и несет их изо дня в день. Мне жалко тебя, мою дорогую: тебе со мной досталась тяжелая доля и никаких радостей ни в прошлом, ни в настоящем. Ты не заботишься о своем здоровье, унываешь, меня это особенно безпокоит. Ho что я могу сделать со своего отрезанного от мира острова?

Верчусь я целый день, с утра до поздней ночи, но не знаю, много ли из этого проку. То аналитические испытания, то лекции, то уроки, то статьи для стенгазет, то работа по библиотеке, то безсмысленные совещания и заседания, то хождения за обедом или по другим делам. Ho все какое‑то здесь пустое, как будто во сне и даже не вполне уверен, что это действительно есть, а не видится как сновидение. Позавчера мне минуло 54 года. Конечно, этот день не был ншчем отмечен, зачем мне отмечать его без вас? Пора подводить, итоги жизни. He знаю, каков будет суд, признает ли он что–ншб. хорошее за мною, но сам скажу, что старался не делать плохого и злого, —и сознательно не делал. Просматривая свое сердце, могу сказать, что никакого нет у \еня гнева и злобы, пусть каждый радуется, как может. А тебя, моя дорогая, милая Аннуля, крепко целую, кончая это письмо, т. к. уже очень поздно.

Поцелуй за \еня моих деток всех. Кланяйся Микиной Кате.

П. Флоренский

Дорогой Кирилл, часто вспоминаю тебя, особенно когда поздно вечером. южусь спать. Вспоминаю с болью, что огорчал тебя, не входя в твой возраст и требуя того, чего ты не понимал. Дорогой мальчиі, как бы мне хотелось — не исправить прошлое, которое уже проило и неисправимо, — а сколько нибудь возместить тебе его. Mie хотелось дать вам в наследство честное имя и сознание, что ваш отец всю жизнь проработал безкорыстно, не думая о последстзиях своей работы для себя лично. Ho именно из за этого безкорыстия я должен был лишать вас удобств, которыми пользуются другие, удовольствий, естественных в вашем возрасте, и даже общения с вами. Теперь мне грустно, что вместо какой‑либо пользы для себя в настоящем за все мое старание, вы не получаете и того, что получает большинство, несмотря на жизнь их родителей ради самих себя. Моя единственная надежда на сохранение всего, что делается: каким либо, хотя и неизвестным мне путем, надеюсь, все же вы получите компенсацию за все то, чего лишал я вас, моих дорогих. Если бы не вы, я молчал бы: самое скверное в моей судьбе, —разрыв работы и фактическое уничтожение опыта всей жизни, который теперь только созрел и мог бы дать подлинные плоды, — на это я не стал бы жаловаться, если бы не вы. Если обществу не нужны плоды моей жизненной работы, то пусть и остается без них, это еще вопрос, кто больше наказан, я или общество тем, что я не проявлю того, что мог бы проявить. Ho мне жаль, что я вам не могу передать своего опыта, и, главное, не могу вас приласкать, как хотелось бы и как мысленно всегда ласкаю. — В январе я писал тебе, но не знаю, дошло ли мое письмо. О том, как я живу, узнаешь из письма к бабушке. Крепко целую тебя, дорогой. Надо кончать письмо, очень поздно и я валюсь от усталости.

г. Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Пионерская ул., д. 19

Анне Михайловне

Флоренской

Павел Александрович Флоренский

І–ая колонна Основное письмо

1935.1.22 Соловки, № 8 [а. — Ред.]. Дорогая Аннуля, несмотря на ожидание, до сих пор не получил от тебя письма; впрочем еще не теряю надежды, т. к. первые аэропланы привез- ли, говорят, много почты и с раздачей ее вероятно здесь не справляются в короткий срок. He давно уже не знаю, что делается у вас. В настоящее время * живу в большой комнате, со всеми рабочими и служащими Исдпрома. Комната устроена нарядно, но при таком скоплении людей заниматься невозможно. Работаю по прежнему над добычею иода, размышляю и понемногу готовлюсь к постановке работы по использованию водорослей. He знаю, состоится ля эта работа, но, если бы и состоялась, она не заменит изеледования мерзлоты и льдов, начатого на БАМ’е. 1935.ІІ.4. Получил сегодня твое письмо и отвечаю на вопросы. Посылок я получал много, но не знаю, сколько уже забыл. He знаю также, которая была от А. С., так что не знаю, дошла ли она; кажетсі, дошла. Поблагодари его за внимание ко мне и к вам — от моего имени. Открытки А. И. получаю, вероятно аккуратно, т. к. получил их много. — He безпокойся, что Мик делает ошибки, это пройдет; но при случае отмечай ему, что написал он неправильно и почему. Его грубиянство тоже пройдет, я в Мике уверен, поэтому потерпи, не раздражайся и не огорчайся. Старайся приучать их играть побольше, пусть играют в 2, в 3, в 4 руки, пусть фантазирует, пусть прислушивается к чужой игре, все это разовьет его и вызовет интерес. При случае кланяйся В. M-[2185]H вырази мое сожаление о кончине Ек. Ив.[2186] Никаких посылок мне пока не присылай, у меня еще хранятся запасы присланного и их негде хранить. Брюк мне тоже не надо, есть. Одеяло есть; вообще все нужное, кроме вас, у меня есть, и пожалуйста обо мне[2187]. Очень жалею о болезни мамы, кланяйся ей от меня, пожелай скорого и полного выздоровления. Я был бы очень рад, если бы ты, хоть изредка бывала в театре на пиесах, которые тебе интересны. Дети пишут с ошибками от разсеянности, которая происходит вследствие напора мыслей. Ho это естественное явление возраста и роста и безпокоиться о нем нечего. — Вещей Баха, которые слушали мальчики на концерте, я не знаю, но, думаю, они должны быть величественны, как все у Баха. — На Олино письмо уже не отвечаю, негде. Надо Олю беречь, она находится в таком возрасте, когда бывают особенно чувствительны ко всяким толчкам жизни, поэтому старайся не сердиться на нее, когда она делает что не так, как надо. — Все время думаю [о] вас, моя дорогая Аннуля, и живу вашими письмами. Ho писать о себе мне нечего. Мелочи сообщаю детям, более важного ничего нет, живу изо дня в день, с утра до ночи и часть ночи в какой‑нибудь работе. Ложусь не ранее 2 часов, днем сплю иногда, но не каждый день. — Тут хорошая баня и бывает часто. Меня безпокоит, что мальчики наверно бывают в бане редко; это во всех отношениях нехорошо и надо устроиться им с этим делом, особенно Васюшке. — Ты пишешь о пушистых деревьях в саду. Тут тоже (ни покрыты белым пухом, хотя и нет московских морозов. Все время тепло, трудно поверить, что находишься под 67° широта. — Письма приходится писать так отрывочно, что они вероятно лишены смысла. Ho писать иначе сейчас невозможно, перечитывать написанное—тоже нет времени, а главное—охоти, т. к. самому противна такая безсвязность. Крепко целую тебя, моя дорогая Аннуля. Будь здорова, старайся не переутомлять себя, распределяй работу между всеми.

Поблагодари \. И. за память обо мне. — Сегодня мне сделали замки на чемодане, а неск. дней тому назад починили его—после Кеми он был совершенно разбит.