человеков!

Он‑то богами и взят в небеса, виночерпцем

Зевесу,

Отрок прекрасный, дабы обитал среди сонма

бессмертных.

…και άντίθεος Γανυμήδης,

δς δή κάλλιστος γένετο Θνητών άνθρώπων.

τόν και άνηρείψαντο Θεοί Διί οϊνοχοεύειν

κάλλεος εϊνεκα οίο, ϊν' άθανάτοισι μετείψ[1457].

Оба они, и Клит и Ганимед, питаясь в мире мистическом пищею богов, нектаром и амвросией, пресуществили свою тленную кровь в божественный, нетленный ίχώρ, и самые тела их перешли к иному порядку существования.

Противоположение смерти и восхищения уже в «Одиссее» проводится с полною определенностью, и можно лишь удивляться, что исследователям (не считавшимся с явлениями мистическими) удавалось не заметить этого противопоставления.

Так, Телемак, в беседе с Афиною, высказывает сожаление, что Одиссей не умер, не погребен ахеянами, и, следовательно, не оставил сыну своей славы. «Боги еде лали его невидимым — οΐ [ѲєоЦ κεΐνον μέν αϊστον έποίησαν περί πάντων άνθρώπων».[1458] Но он не умер, думает Телемак, его похитили Гарпии, и потому‑то он стал невидим:

Νϋν δέ μιν άκλειώς "Αρπνιαι άνηρείψαντο, ώχετ άϊστος, άπυστος[1459].

И как раз то же сожаление, что Одиссей не умер и не погребен, высказывает Евмей в беседе с не узнанным им Одиссеем; а затем добавляет:

Νϋν δέ μιν άκλειώς "Αρπνιαι άνηρείψαντο[1460].

Итак: «Не умер, а похищен Гарпиями» — такова формула древних. В расширенном виде то же противоположение видим и в речи Пенелопы. Полная тоски, «старца Икария дочь» желает: или быть мгновенно убитой стрелою Артемиды, или быть похищенною Вихрем.

О, Артемида, богиня великая, дочь Громовержца,

тихой стрелою твоею меня порази и из тела

выведи душу мою. Иль когда бы меня ухватила —

ή ήπειτα μУ άναρπάξασα θύελλα —

Буря и мглистой дорогой со мною умчалася в край

тот,

где начинает свой путь Океан, круговратно

бегущий!

Были Павдаровы дочери схвачены бурею — θύελλα. —

Боги

мать и отца погубили у них; сиротами остались

в доме семейном оне; Афродита–богиня питала