Догматизм и догматика[976]

Единственному Другу‚ Сергею Семеновичу Троицкому[977] ГЛУБОКОЧТИМОЕ СОБРАНИЕ!

Заранее извиняюсь в отчеканенном тоне настоящих мыслей, — тоне, слишком не соответствующем невежеству автора… Приходилось давать постановке вопросов известную стилизацию, обводить резкими контурами затрагиваемые вопросы. Причина тому — не самоуверенность, забывающая об оттенках и полутонах мысли, а боязнь расплыться в «хотя» и «с другой стороны». Недостаток времени толкает автора, таким образом, на формулировки более резкие, чем он желал бы…

«Вы не знаете, чему кланяетесь… Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине… Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине».

(Ин. 4, 22–24)

Богопоклонение «в духе и истине» — сѵ πνενματι эеас άλτ^εία — таково требование дважды–рожденных. Обновленное сознание не удовлетворяется уже простой данностью Бога, но требует еще оправданности Его. Человек хочет поклоняться Богу не как факту только, не как все–ломящей силе, не даже как своему Покровителю или Хозяину; — объектом поклонения эта Сила, этот Покровитель может быть только в своей Истине, в правде своей, как Отец. Прежде оправдания человека ищется оправдание Бога: прежде антроподицеи[978] ищется теодицея.

Антроподицея и Теодицея! Вот два момента, слагающие религию, потому что в основе религии лежит идея спасения, идея обожения всего существа человеческого. Первый из этих моментов есть, по преимуществу, Таинство, мистерия, т. е. реальное нисхождение Бога к человечеству, сам о–у ничижение Божие или к е н о з и с. Но чтобы было воспринято человечеством это спасительное и очищающее (катарти- ческое) самоуничижение Божие, — самоуничижение, оправдывающее человека пред лицом Божиим, ему необходимо выполнить второй из упомянутых моментов, оправдание Бога. Эта сторона религии является, по преимуществу, учением, догмою и потому — созерцательным восхождением человечества до Бога, возвеличением человечества или обожением, теозисом (но только созерцательным). Но сейчас мы говорим только о последнем моменте, о необходимости Бога, о догме, устанавливающей право Божие требовать оправдания человека.

Ни из страха или корысти, ни из благодарности не склонится тот, кто может сказать:

…Солнцем Эммауса

Озолотились дни мои (В. Иванов)[979] -

или на кого попало хотя бы многократно отраженное сияние этого Солнца. Он склонится только из чистого благоговения пред святыней. «Τ ρ и с в я τ о е», от горних сил перенятое, — характернейшее песнопение нового человека: вопль «помилуй!» он обращает к Существу, Которое сознается Богом, как Существо Святое, которое крепко — в своей святости и потому бессмертно, опять‑таки чрез то, что свято. «Святый», прибавляемое при каждом обращении, не есть признак равноправный с другими; он — гораздо центральнее, основнее в характеристике Благого и обусловливает для сознания возможность остальных.

Бог ли каратель, Бог ли благодетель — не склонятся колени пред Его неоправданной силой, пред мощью, не опознанной, как другая сторона святости, и, не нося в Себе самом своего оправдания, Он, по необходимости, подчиняется велениям неумолимой Судьбы: такова участь всего неабсолютного. И тогда богоборец Прометей, бо- го–мятежные Титаны и весь сонм ради Истины и Добра боговосстателей героев становится бесконечно–близким всякому, просвещенному «Светом Христовым» и ублаженному «Благою Вестью». Кажущееся бого–борство открывается пред исцеленными очами, как бого–ношение; а преобразователь Прометей, страдалец за любовь к роду людскому, бог распятый с боком пронзенным, в своем бого–восстательстве оказывается довременным христианином. Но только лишь чаяниями грядущего Христа это прежде времени пробудившееся сознание может освежиться в томящем жаре горячки и порвать круг бредного марева; только само–доказательный луч Фавора осветит тяготеющую тьму[980] [981]; только теплом Эммауса будет «гореть сердце». Мощь призрачных небожителей ожигает и попал яет Мученика; но тем пышнее вздымается божественными и бого–данными пламенами требование правды.

Кто богоносец? кто богоборец? Страшно, о, страшно богов приближение, их поцелуй!