«А ты чем надеешься спастися?» Этот дал ответ: «Вашими святыми молитвами». Владыка же разгневался. «Где это ты научился лицемерить‑то так?» и тогда спросил меня:

«А ты чем надеешься спастися?» Я ответил:

«Крестными страданиями и смертию Спасителя Нашего Господа Иисуса Христа».

Владыка перекрестился и сказал:

«Вот, запомните этот ответ и помните его всегда».

То же лицо пишет об о. Исидоре: «Знанием догматических истин святой православной веры он был проникнут глубоко и на вопросы о таковых всегда давал ответы вполне правильные, основанные на изречениях из Св. Писания и Свято–отеческих».

Чаще всего Авва Исидор говорил о Божией Матери, о Церкви и о крестных страданиях и смерти Спасителя. Все это не было для него, впрочем, раздельными вопросами, а как‑то сочеталося во–едино.

Нередко он сопоставлял «рождение» пра–матери Евы из бока Адамова с «рождением» Матери–Церкви из бока Христова. Чудесный сон Адама о. Исидор приравнивал таинственному смертному сну Господа, вынутие ребра у Адама — прободению Господа в бок копием; чудесное истечение из раны Христовой крови и воды он приурочивал к самому рождению Церкви[1044]. И, — как‑то — это рождение Церкви сочеталось в его уме с раною в сердце Божией Матери от прошедшего сквозь него оружия. Страдания Божией Матери как‑то связывалися для Батюшки Исидора с благодатию Церкви. «Христос родил Церковь, — добавлял иногда он, — и мы стали вместе едино».

Вершиной богословствования о. Исидора была его Иисусова Молитва, в которую вошли намеком и эти мысли. Молитву эту читатель узнает из следующей главы.

Угодников Божиих Старец чтил и любил, и его отношения к ним были глубокие, сердечные, живые. Старец всегда жил душой среди угодников, — был близок к ним, как к родным и даже более. Но особливое почтение о. Исидор имел к преп. Серафиму, Саровскому Чудотворцу, к иноку Георгию Затворнику, к Тихону Задонскому и еще кое к кому. И на этих носителей благодатной жизни он обыкновенно ссылался в разговоре: Старец не любил говорить от своего имени.

Часто с глубокой нежностью повторял он за преподобным Серафимом:

«Радость моя, радость моя! стяжи мирный дух, и тысячи душ спасутся около тебя»[1045].

Когда речь шла о праздных словах и особенно о гневных, он указывал на силу слова и при этом вспоминал нередко стихи Георгия Затворника[1046]:

Слово искра есть души.

Ты, дух мой, к вечности спеши.

Еще чаще говорил, — обыкновенно при прощании:

Душою душу убеждаю: хранись от гнева и от праздных слови будешь христианский богослов, а иногда первые два стиха несколько иначе, — вот как: Душою душу вашу убеждаю хранить себя от гнева и от праздных слови будешь христианский богослов. Отец Исидор любил также говорить — и с большим одушевлением — стихотворное переложение одного из псалмов, вычитанное им в каком‑то журнале, и весьма ему понравившееся. При этом весь он разгорался, читал выразительно и с силой. Иногда же он давал в руки гостю толстую книжицу — переложение псалмов на стихи, составленное каким‑то слепым священником, и, обратив внимание на это последнее обстоятельство («слепой ведь!»), просил почитать его — достаточно тяжеловесные–стихи вслух. Припоминалась в иные разы Держа- винская ода «Бог». Но чаще всего он с большой теплотой отзывался о Н. В. Гоголе и наизусть говорил составленную Гоголем стихотворную молитву к Пресвятой Богородице. Всякий раз, сперва произнесет быстро эпиграф: «Никто же притекаяй к Тебе, посрамлен от Тебя исходит, Пречистая Богородице Дево, но просит благодати и приемлет дарование к полезному прошению». Затем же начинал и самую молитву: «К Тебе, о Матерь Пресвятая, дерзаю вознести свой глас» и т. д.[1047] Эту молитву он почему‑то очень любил. Вспоминал также стихотворную молитву о Кресте Христовом: «Креста Господня славна сила блистательна она везде» и т. д.

Одной из любимых его молитв было следующее место в творениях Святителя Дмитрия Ростовского[1048]:

И «Иисусе мой прелюбезный, сердцу сладосте,

е Едина в скорбех утеха, моя радосте!

ρ Рцы душе моей: «Твое есмь Аз спасение,