Римская Церковь - единственный институт средневекового Запада, который сохранил непрерывность культурной традиции и отвечал необходимости объединения народов, сосуществовавших в Западной Европе. Эксплуатация потребности в этом институте имеет следствием утверждение тоталитарной религиозной организации западных обществ уже с X-XI вв. О религиозных структурах западного средневекового общества и об их проявлении в религиозном искусстве XI в. см. исключительно интересные исследования Georges Duby, Adolescence de la chrétienté occidentale, Genève (éd. Skira) 1967. См. также: Robert Fossier, Histoire sociale de l'Occident médiéval, Paris (éd. Colin), 1970, особенно с. 43-44, 54-56. См. также: J. Le Goff, La civilisation de l'Occident médiéval, Paris, coll. "Les grandes civilisations", 1964.

299

"Запад в качестве ясного и надежного основания (троичного догмата) утвердил единство Бога (εἶς Θεός) и пытался, исходя из этого, объяснить таинство Его троичности. Фундаментальная формула Запада гласит: "Одна сущность, одна ипостась". В такой формуле таилась опасность прийти к утверждению одного Лица (монархиане, монархианствующие епископы Рима Виктор Зефиринос и Каллист). Формулировка благоприятствовала монархианству и облегчала борьбу с арианством". Βασ. Στεφανίδου, Ἐκκλησιαστικὴ Ἱστορία, σελ. 169. Монархианский дух Запада предельно ясно выразился также в отвержении Сущности и Энергий Бога, в соответствующих сочинениях, где делалась попытка утвердить это отвержение (начиная с XIV в.). Латинствующие противники св. Григория Паламы определяли ипостась как соотносительную сущность, "которая отличалась от просто сущности тем, что одна была соотносительной, а другая - независимой... Но независимое отличается от относительного только в словесном выражении". Ι. Κυπαρρισσιώτου, Πότερον τὰ ὑποστατικὰ ἐν τῆ Τριάδι τῆς οὐσίας διαφέρει, εκδ. Candal, Orientalia Christiana Periodica 25/1959, p. 132, 140, 142. Св. Григорий Палама сразу понял, что отрицание нетварных Энергий Троицы означает скрытое отрицание ипостасей и отождествление их с сущностью (см. "О божественных энергиях" 27, изд. П. Χρήστου, t. 2, sel. 115). И Матвей Властарь обвиняет антипаламистов в том, что они хотят "сжать божественную природу до одной ипостаси", вводя в христианство "иудейскую нищету", то есть иудаистский монотеизм (см. "О божественной благодати, или о божественном свете" рукопись Monac. 508, fol. 150 г, в работе Ἀμφ. Πάντοβιτς, Тὸ μυστήριον τῆς Ἁγίας Τριάδος κατὰ τὸν ἅγιον Γριγόριον Παλαμᾶν, Θεσσαλονίκη 1973, σελ. 25 s.)

300

См. Βασ. Στεφανίδου, ᾽Eκκλησιαστικὴ Ἱστορία, σελ. 198-199 (прим.): "На Западе эта монархианская фразеология западной теологии сохранилась, через влияние Августина, до сегодняшнего дня". См. также Pr. Loofs, Dogmengeschichte, 1906, S. 363 f. Кроме того, ср. вывод Chenu (La théologie comme science..., p. 95): "Теология Августина... - это прекрасный интеллектуализм". С этим перекликается наблюдение Стефанидиса (op. cit., sel. 166): "Предложенное монархианами решение основано на рациональном мышлении, и всякий, кто примет это основание, придет к таким идеям". - См.: Ν. Νησιώτη, Προλεγόμενα εἰς τὴν θεολογικὴν Γνωσιολογίαν, Ἀθῆναι 1965, 178-179.

301

"La théologie est décidément distincte de la foi (et de l'Ecriture) dans la plus courante vie scholaire" ("Теология решительно отлична от веры (и от Писания) на всем протяжении развития схоластики"). Chenu, La théologie comme science..., p. 2. - См. также: р. 55. 79 и 83.

302

См. Chenu. Op. cit., p. 26-27: "Le régime "scientifique" qui s'instaure maintenant... c'est plus qu'un instrument du travail... c'est le droit de la raison à s'installer à l'intérieur du donné et de la lumiére de la foi, et à y travailler selon ses propres lois" ("Устанавливающийся отныне "научный" порядок... есть нечто большее, чем рабочий инструмент... Речь идет о праве разума утверждаться внутри данности и света веры и работать там согласно своим собственным законам"). См. также р. 85-86: "La foi comporte... une capacité d'élaboration rationnelle, de manifestation, de probation, selon le sens philosophique du mot argumentum... La définition même de la foi s'ouvre désormais comme sur un horison homogéne, à une expansion rationnelle de qualité scientifique" ("Вера заключает в себе... способность рациональной разработки, проявления, доказательства в соответствии с философским смыслом слова argumentum... Само определение веры отныне открывается навстречу - словно в некоем гомогенном горизонте - рациональной экспансии научности").