§ 54. АСКЕТИЧЕСКИЙ ОПЫТ ЖИЗНИ КАК "ДЛЕНИЯ"

Итак, если в непосредственной личной близости, в непротяженном настоящем эротического общения нам дана единственная возможность пережить опыт жизни как дления и если сущностно–природное "усовершение" отношения человека с миром есть дление существования, тогда это отношение "согласно с природой", только будучи личным отношением. А личным отношение человека с миром становится тогда, когда принятие мира человеком, экзистенциальный эк–стаз человека к миру и сам не подчиняется индивидуальной потребности, стремлению к самосохранению, и не подчиняет мир индивидуальному желанию и воле. Такой эк–стаз преодолевает природную индивидуальность и объективную онтическую явленность, чтобы встретить личный логос "вещей" ("πράγματα"), выявить личностное измерение мира.

Этот динамичный эк–стаз природы за пределы природы, это открытие и принятие непосредственной личной близости мира есть конкретное дело, конкретное свершение. Оно составляет жизненное содержание церковнойаскезы, как она была определена в предыдущей главе. Аскеза — это динамичный и воплощенный в жизнь отказ человека подчиниться индивидуальному стремлению к самосохранению и одновременно отказ подчинять мир индивидуальному желанию и воле. Аскетическое отношение человека с миром выводит экстатическое движение самосохранения

за пределы природы - туда, где человек бытийно находит и узнаёт личное присутствие, выраженное и высказанное естеством.

Личный логос "творений" соотносится с личным присутствием Творящего Логоса, с проявлением Личности Логоса, с личным Богом–Словом. Это присутствие Логоса длится как личностная энергия в "сотворенности" сущего, в "личностной" единственности и неповторимости — то есть в красоте и мудрости — вещей мира. Логос творений нужно искать вне их тождественности, ибо он соотносится с Личностью Логоса (подобно тому, как логос картины Ван–Гога не исчерпывается самой картиной, но соотносится с личностью Ван–Гога, проявляет ее). Такая соотнесенность не есть необходимость, а только экстатическая возможность: возможность не–потаенности, выхода из "сокрытия" предметности; возможность эротического изумления перед личностной уникальностью и неповторимостью "вещей", перед личностной красотой мира. Оно подобно изумлению перед несравненной и единственной красотой всякого дара любви, которая претворяет дар в образ возлюбленного[437].

И наоборот: если отношение человека с миром не выходит за пределы индивидуальных потребностей и желаний, "немощи чувств", тогда логос сущего ограничивается самим собой, теряет всякую личностную соотнесенность. Тогда вещи мира оказываются лишь "пред–метами потребления", которые удовлетворяют потребности индивида. Их истинность (не–потаенность) исчерпывается их предметной явленностью[438], а их изменение во времени переживается только как экстаз тленности: конечность, длящаяся в Ничто.

§ 55. ЛИТУРГИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ

Динамичный эк–стаз природы за пределы природы, экзистенциальное нахождение и узнавание присутствия Логоса в мире, которое составляет жизненное содержание церковной аскезы, "окончательно" осуществляется в событии Евхаристии. Церковь как событие Евхаристии есть причащение миру под видом хлеба и вина, представляющих плоть Логоса. В Евхаристии мир принимается как возможность непосредственного отношения с личным Богом–Словом. Но это отношение, где мир претворяется в плоть Бога–Слова, а человек — в причастника божественного естества, предполагает обоюдность эк–стаза, самопревосхождение как человеческой, так и божественной природы. Личная аскеза "окончательно" свершается в церковной Евхаристии не только как экстаз природы за пределы природы, не только как динамичное самопревосхождение индивидуального естества, но и как встреча с аналогичным эк–стазом Бога навстречу природе[439].

В церковной Евхаристии человек лично принимает природу, а природа принимается Богом уже не просто как создание личной Энергии Бога–Слова, но как Его плоть. Это принятие природы Богом, Воплощение Бога–Логоса есть то уникальное событие, которое с предельной полнотой выражает истину Церкви о бытии и времени, о человеке и мире, о Боге. В Лице Иисуса Христа, воплощенного Бога–Слова, личностное измерение мира и бытийный экстаз природной индивидуальности человека достигают "окончательного" свершения: как событие ипостасного единения тварного с нетварным.

Воплощение Логоса не означает, что Бог становится миром, а мир — Богом[440]. Оно означает, что личные потенции мира и их универсальное концентрированное выражение в личности человека — иначе говоря, единовидная бытийная истина личностной универсальности, к которой динамично устремлена всякая форма бытия, — естественно "усовершаются" в богочеловеческой Личности Христа: в "неслитном, неизменном, нераздельном, неразлучном" единстве божественной и человеческой природ (единстве Бога и мира)[441], осуществленном в одном Лице и одной Ипостаси[442]. Это единение, общение и неслиянное взаимопроникновение двух природ есть "новая" бытийная реальность, которая упраздняет экзистенциальный экстаз как временную последовательность, тленность и конечность смерти. В ней экстаз свершается как непосредственность личного общения, а существование обретает свою естественную длительность.

Воплощение Логоса как непосредственность личного общения тварного с нетварным есть "новая" бытийная, а значит, и временная реальность. Оно представляет собой разрыв во времени, которым уничтожается непрерывностьи упраздняется темпо–ральность как рабство "предыдущему" и "последующему". Воплощение вклинивает во время длительность "природного" общения человека и Бога. Через этот разрыв Бог вступает в явленную действительность. Именно здесь открывается возможность непосредственного отношения с Богом: воплощение — разрыв объективной темпоральности. В этом разрыве возникает непротяженное время личного отношения, преодолевается объективное время в беспредельном настоящем любовного общения. Вера Церкви в "жизнь вечную" связана не с бесконечным течением времени, а с настоящим любовного отношения, с непротяженным событием эротического общения, то есть с тем способом бытия, который восстанавливает человека в полноте его личностной истины, в свободе от ограничений, налагаемых природной индивидуальностью: ограничений времени, пространства, тленности и смертности.

Вкушение и опыт этого ставшего нетленным времени общения доступно верующим в литургическом времени Церкви. Любое литургическое евхаристическое собрание — это не повторение, воспоминание и символ приобщения к миру как плоти Слова, но вечно живая возможность участвовать в общении, в событии "природного" соединения Бога и человека. Как всякий раз новая и вместе с тем неизменная возможность причастности Логосу, Евхаристия соединяет прошлое и будущее в непосредственном настоящем присутствия. Преподавая и совершая Евхаристию, Церковь воплощает в жизнь универсальное экзистенциальное единство, в котором упраздняются любые бытийные, этические или временные отличия. Живые и усопшие, ближние и дальние, святые и грешники, первые и последние — все они присутствуют здесь и теперь, "соединенные" Христом и "во Христе", в непосредственности личного отношения со Христом. Опыт "вечной жизни" в Церкви, опыт вечности Церкви нельзя объяснить (разве что относительно и образно) с помощью философского понятия "бессмертия души". Воплощение Бога спасает не "душу", а всего человека — таким, каким его воспринял Христос в Своей богочеловеческой плоти[443]. Вечность Церкви есть опыт превращения времени в непосредственность присутствия - воплощенного присутствия Слова и диахронного присутствия причастного Слову Тела.

Литургическое время Церкви претворяет временную последовательность в праздничное свидетельство о настоящем времени спасения. Параллельно и, по существу, вне, за пределами исчислимого времени, которым измеряется тление, Церковь обладает своим собственным временным циклом, непрерывным динамичным круговоротом, воссоединяющим жизнь "тождественного и единого" в эротической единовидности. Достоверность спасения выражена в каждодневном празднестве. Цикл церковных праздников и подвижен, и неподвижен - как неподвижное движение и движущийся покой. Церковные праздники — это непрерывно следующие один за другим разрывы в горизонтальном времени тления: разрывы, которые открывают возможность опыта "непротяженной и беспредельной" жизни, опыта "вечного", "причастного вечности" времени, "причастного вечности бытия"[444]. Литургическое время — это время литургии Тела, где все члены участвуют в одном и том же опыте непосредственной личной близости. Это время Царства Божьего, непротяженное настоящее "Восьмого дня": в отличие от "седмицы, измеряющей время"[445], Восьмой День "указывает на способ, каким существует сверхприродное и сверхвременнόе"[446]. Непротяженное настоящее Восьмого Дня есть модус существования, есть событие отношения человека с Богом как дление эротического общения.