Однако отношение как экстатическое самопревосхождение есть бытийная возможность, а не необходимость, существующая как данность. Это значит, что природа может оказаться бессильной преодолеть саму себя в личном отношении. Существует возможность ограничения, отчуждения или "падения" человека в бытийных границах природной индивидуальности. Бессилие личного отношения означает не отсутствие вообще какой бы то ни было связи с пред–метным миром, а утрату эк–статического характера этого отношения — того характера, который выявляет личностную инаковость и делает возможным эротическое участие и общение. Утрачивая экстатичность, отношение ограничивается рассудочным обозначением пред–метных сущностей; существование отождествляется с мыслью, бытие - с мышлением. Интеллектуальная способность, или энергия, природы уже не различает и не различается в событии отношения как личностная инаковость; она объективируется как общая и безличная естественная способность, которая подчиняется объективной полезности и служит самодостаточности индивида. Человеческое существование перестает концентрировать в себе универсальный способ бытия, личностную единовидность Бытия. Оно переживает падение в бытийных границах природной индивидуальности, становится некоей онтической монадой, просто наделенной индивидуальным самосознанием и рациональным мышлением. И то, и другое опредмечивается в условных отношениях, навязываемых совместным существованием людей и общеупотребительным языком.

Итак, мы говорим о падении личности, чтобы определить ее отчуждение в более или менее недифференцированной индивидуальности, в мышлении и самосознании психологического "я". Это падение отвечает онтическому определению существования в так называемой "классической" метафизике — метафизике Аристотеля, как она была истолкована схоластической и постсхоластической традицией Запада. Иными словами, это падение отвечает онтической заданности существования предпосылками такой онтологии, которая исходит из рассудочно–абстрактного понимания Бытия, из полагания Бытия как мыслимого общего, из причинной связи сущего и Бытия. При этом игнорируется вопрос о различении Бытия и сущего, сущности и энергий. Рассудочное полагание Бытия всегда связано с Бытием сущего, то есть с природой сущего, с пониманием сущего как общего, с отождествлением существования с общей сущностью. Следовательно, в рамках "классической" метафизики как Бытие, так и существование остаются категориями физики, то есть условно опредмеченными определениями. "Физика, — пишет Хайдеггер, — определяет с самого начала сущность и историю метафизики. Также и в учении о Бытии как actus purus (Фома Аквинский), как абсолютном понятии (Гегель), как вечном возвращении одной и той же воли к власти (Ницше) метафизика остается безоговорочно физикой"[662].

Как уже было сказано, Хайдеггер, отправляясь от данных феноменологии, отрицал рассудочное понимание Бытия как природы вообще, но не сумел преодолеть онтического понимания существования. Мы "познаем" Бытие посредством мышления и речи как способ бытия существующего, то есть как потаенность и не–потаенность, проявление и самосокрытие. Однако проявление сущих доступно для нас только в отстоянии (апостазе) онтической индивидуальности. В конечном счете онтологические формулировки Хайдеггера с предельной ясностью показали, что онтическое понимание феноменов, пусть даже при условии преодоления физического понимания Бытия, неизбежно ведет к нигилистической онтологии, к тому, что возможность Бытия приравнивается к возможности не–бытия, Ничто[663]. Явленный пред–мет, как замкнутая в своем простом тождестве сущностность (ὀντότητα) есть то, что есть, и ничто другое[664]. Явленность феноменов "обозначает" предметную онтическую индивидуальность. Она предполагает утверждение: это, и ничто другое, — соотнося таким образом существование с потенциальной возможностью как явления, так и Ничто. Сущее является, потому что оно не есть Ничто. Значит, способ, каким бытийствует сущее, предполагает как проявление, так и ничтожение. Ничто есть возможность Бытия, равновероятная явленности феноменов.

Очевидно, Ничто здесь не связывается с рассудочным схватыванием понятия, антитетичного понятию сущности, — с понятием несуществования, рационально выводимым из понятия существования. Ничто есть предпосылка индивидуальности, предпосылка проявления пред–метов как онтических индивидуальностей. Будучи предварительным условием явленности феноменов, то есть апо–стазом предметов, Ничто позволяет сущему "как таковому" явиться в качестве "синтеза самого себя с самим собой". Апо–стаз определяет статичную индивидуальность, то есть противоположен эк–стазу, динамичному самопреодолению индивидуальности, являющему единовидность личностей и "вещей", универсальность логоса личностной инаковости. Ничто — это пустота апо–стаза предметов. Она обнаруживается тогда, когда отвергается отношение и расчленяется на предметы личностно–энергийная единовидность существующей реальности. Именно отсутствие отношения (то есть "вне" личной соотнесенности) лишает почвы онтическую индивидуальность.

Бытийная возможность личного отношения или отпадение от этой возможности (отчуждение отношения в зависимость, подчинение, эгоцентрическую самооборону, мнимую самодостаточность) выявляет ключевую проблему онтологии. Существуют две динамично–этические возможности, которые лежат в основании двух радикально различных ответов на вопрос об истине бытия, двух радикально различных онтологических позиций. Неудача личного отношения или отказ от него, падение личности до бытийного уровня природного индивида имеет следствием тот факт, что истина сущего исчерпывается рассудочным обозначением явленной в сознании онтической индивидуальности. Ничто предстает как "другая сторона" онтической явленности, как скрытая сущность всякого сущего. И это тождество сущности, то есть Бытия, с Ничто есть самое потрясающее откровение, которым мы обязаны онтологии Хайдеггера. Ничто оказывается единственной метафизической реаль- ностью[665].

Падение личности, неспособность к самопревосхождению, то есть превращение личности в индивида, лишает ее силы воссоединять сущее в качестве "произведений", выражений личностной инаковости. Α–логичность вещей, не–сущее существование сущих, их явленность переживаются как безмолвный ответ Ничто на вопрос о бытии. Бессилие личного отношения ничтожит сущее в апостазе индивидуальности: индивидуальные при–сутствия оказываются лишь временными и необъяснимыми трещинами в монолитной онтологической реальности Ничто. Отсутствие личного отношения ничтожит и носителя сознания Ничто в его предельном а–логичном одиночестве, в летаргии индивидуальной обособленности. Так Ничто оказывается основной онтологической категорией и единственной бытийной реальностью, которая непосредственно переживается как отсутствие отношения, как "вне" личной соотнесенности.

§ 76. "ПАДЕНИЕ" КАК ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ ОТЧУЖДЕНИЕ

Падение человека Хайдеггер тоже рассматривает как онтологическую реальность, а не просто условную категорию этической аксиологии[666]. Но при этом он исходит из иных посылок. Для Хайдеггера падение (Verfall, Verfallen, Verfallenheit) — это непрерывное выпадение человеческого существования из его экзистенциальной подлинности и независимости в нивелированный "мир" "повседневности"; выпадение из бытия (Sein) в со–бытие (Miteinandersein), в пространство со–существования[667]. Это сосуществование непрерывно нивелирует человеческое бытие, конституирует некое "среднее" человеческое присутствие здесь, в мире (Durchschnitlichkeit des Daseins — заурядность, посредственность здесь–бытия). В повседневности проявляется способ, каким обычно, усредненно бытийствует индивидуальное существование (Alltaglichkeit des Daseins), и этот способ — нивелированная единица сосуществования, безличный "некто" (man)[668]. "Некто" не значит "какой‑то" конкретный человек, но все мы: не как целое, а как отдельные проявления того способа, каким "некто бытийствует" в повседневности[669].

Хайдеггер утверждает, что современная технократическая эпоха очевидно усиливает нивелировку человеческого существа в групповом сосуществовании. Современные средства массовой информации, средства коммуникации, политической и идеологической пропаганды, потребительская реклама навязывают общие взгляды, единообразные индивидуальные привычки и одинаковый образ мыслей. Выраженная в разнообразных формах "диктатура публичности" (Dictator der Öffentlichkeit) и "рабство публичности" (Verknechtung an die Öffentlichkeit)[670] неизбежно отчуждают человеческое существо, превращают его в безымянную количественную единицу[671]. Однако трагические масштабы, которые принимает сегодня отчуждение человека в обществе потребления, — не исключительно хайдеггеровская тема и не только предмет философского исследования. Это главная жизненная тема для так называемой западной цивилизации, предстающей сегодня как цивилизация всемирная, — главная тема "протеста" против безысходной экзистенциальной "судьбы" сегодняшнего человека, универсальным выражением которой служит современное искусство. Это центральная ось самых радикальных политических устремлений, которые возникают из опыта социальных проблем, порождаемых нивелировкой человеческой единицы "развитым" обществом и всеми установлениями нашего времени. Получил распространение термин "одномерный человек" (One‑Dimentional Man), которым Герберт Маркузе определил тип отчужденного человека в современных технологических обществах[672]. Технико–экономическое единообразие, результат неумолимой организационной необходимости, порождает управляемые, манипулируемые сознания, которые неизбежно и большей частью невольно служат своему собственному порабощению.

Тем не менее, не довольствуясь этими объективными утверждениями, ставшими уже общим местом, мы должны предпринять здесь исследование онтологического содержания самого факта падения человека, отчуждения его личностной уникальности и неповторимости, и пойти в этом дальше, чем то позволяет сделать хайдеггеровская философия. Ранее мы сказали, что отсутствие или отрицание личного отношения, неспособность к экстатическому самопревосхождению оставляет онтическую индивидуальность в состоянии бытийной "подвешенности", раскрывает пустоту апо–стаза предметов, а также апо–стаза индивидуальных существований как носителей сознания пустоты. Опыт апо–стаза переживается главным образом как отсутствие логоса–основания, который только и делает возможным отношение как участие в личностно–энергийной единовидности реальности в целом. А–логичность существования ограничивает его не–потаенность временным всплыванием из бездны Ничего другого, из пустоты отсутствия какого бы то ни было бытийного отношения вне онтической индивидуальности. Эта пустота апо–стаза оптических индивидуальностей условно заполняется суррогатами отношения, придающими утилитарную действенность вынужденному сосуществованию в мире. Рациональное мышление, а часто и самосознание индивида опредмечиваются в условных отношениях, навязываемых совместным существованием и общеупотребительным языком. Условные отношения служат объективной полезности, подчиняют ей индивидуальное существование, отчуждают его, как нивелированное вторичное следствие полезности.

Это значит, что разнообразные социальные проявления отчуждения человека в условных отношениях повседневности изначально связаны с бытийным апо–стазом индивидуальностей; причем этот апо–стаз обнаруживается и проявляется в со–существовании, со–бытии. Апо–стаз индивидуальностей есть событие экзистенциальной нивелировки, в то время как сосуществование, со–бытие — просто возможность и очерченные границы, в которых проявляется это событие. Другими словами, социальное общежитие — не причина отчуждения человека: отчуждение есть результат искажения, или падения онтологической реальности. Личность — та единственная онтологическая реальность, которая упраздняет апо–стаз индивидуальностей и заполняет брешь между частью (отрезком) и целым, инаковостью и универсальностью, конкретностью особого, единственного и неповторимого существования и общностью человеческой природы. Личность — единственная онтологическая реальность, упраздняющая противостояние сущего и Ничто[673]. Отсутствие личности не отменяет ее бытийной непосредственности. Личности противостоит не ее онтическое отрицание, а событие не–отношения, нивелированная онтическая индивидуальность.

Тревожные масштабы, какие принимает сегодня нивелировка человеческого существа в западной цивилизации потребления, в конечном счете составляют проблему исторического, а не онтологического исследования. Идеологические и теоретические предпосылки этой цивилизации игнорируют или исключают истину личности. Они базируются на полагании человека в качестве индивида, на отождествлении существования с индивидуальной силлогистической способностью и психологическим самосознанием[674].

Отвергнув онтическое определение Бытия западной метафизики (где истина сущего исчерпывается совпадением понятия с мыслимым предметом — adaequatio rei et intellectus), Хайдеггер заложил основание новой (для Запада) онтологии, исходным пунктом которой служит вопрос о различении (Differenz) сущего и Бытия[675]. Однако, настаивая на явленной индивидуальности сущего и на индивидуальном характере присутствия (Dasein), а также связывая единственную возможность универсальной соотнесенности с горизонтом времени, Хайдеггер неизбежно ставит вопрос о Бытии как дилемму временнóго проявления и самосокрытия, сущего и Ничто: Warum ist überhaupt Seiendes und nicht vielmehr Nichts? (Почему вообще есть сущее, а не Ничто?) В третьем параграфе второй главы было ясно показано, что время, взятое в качестве универсального горизонта эк–статической соотнесенности, то есть в качестве возможности постижения Бытия, есть псевдоответ на это исходное вопрошание об онтологическом различении сущего и Бытия, инаковости и всеобщности. Ибо время есть продукт и мера отношения и "темпорализуется" только как одно из измерений личного отношения. На это изначально личностное измерение времени косвенно указывает и сам Хайдеггер, когда связывает темпоральность с экзистенциальным сознанием как заботой (Sorge) или когда отличает Historie от Geschichtlichkeit des Daseins[676]. Индивидуальный характер временной здешности определяет собой апостаз сущих, возможность их проявления или ничтожения, то есть способ бытия существующего. Это Бытие отождествляется с возможностью временного всплывания сущих из бездны Ничего другого либо пребывания в этой бездне. Бытие — это апо–стаз индивидуальностей, возможность истинствования или ничтожения сущих.