Человек — говорит она, — всегда предпочтет измерять себя, а не себя видеть.

[Дело Иисуса]

Когда мы примиряемся по поводу какого-то дела, — говорит она, — это значит, что мы ничего в нем больше не понимаем. В этом смысле есть только одно дело, — говорит она, — по поводу которого мы точно знаем, что не примиримся никогда и что по этому поводу будет вечное разделение: это дело Иисуса. И в том же смысле оно единственное, про которое мы точно знаем, что оно никогда не станет историей. Величайшим несчастьем для мира, и может быть, единственным, от которого он будет избавлен, стало бы, если бы миру было позволено сделаться историком дела Иисуса; если бы это вечное разделение по поводу Иисуса прекратилось; если бы Иисус стал предметом истории и записи; (а не тем, что Он есть по сути, предметом памяти, предметом старения и как следствие и только как следствие — источником вечного омоложения); и если бы по поводу Иисуса совершилось примирение иное, чем примирение Страшного Суда.

Кто говорит «примирение» в историческом смысле, — говорит она, — тот говорит «усмирение» и «мумификация».

Наша молодость

«Наша молодость» появилась как ответ Пеги на «Апологию нашего прошлого» Даниеля Галеви [61] и его анализ «Мистерии о милосердной любви Жанны д'Арк», появление которой вызвало, по словам Б. Бойона, споры «не литературные и даже не духовные, но политические». Вслед за Барресом, Моррас старается причислить Пеги к монархической, антиреспубликанской, националистической, милитаристской правой партии. «Анархист-дрейфусар Пеги, — говорят они, — обратился». Галеви, в частности, считает, что его друг после «дела Дрейфуса» вернулся «к старым религиозным и патриотическим мифам, которыми питалось его детство».

Написанная изначально с целью уточнить страстную «Апологию» Галеви («У меня вовсе нет склонности каяться. Я ненавижу всякое покаяние, кроме христианского»), «Наша молодость» одновременно и ответ Моррасу. Впервые Пеги вступает в публичную полемику, касающуюся его личности: «Справедливость и Истина, которых мы так возлюбили, которым отдали так много, нашу молодость … были не идеологическими… не сиюминутными, они были вечными, живыми Справедливостью и Истиной… В их сердце жила добродетель и… то была добродетель любви».

Пеги пересматривает свой путь в свете веры. Он ни о чем не жалеет в своем прошлом, не вычеркивает ничего из того, что написал. Он свободен от запоздалых сомнений, не сознавая того, что, по существу, он боролся за Христа.

Главная тема этой работы — вырождение мистики в политику, вырождение, которое не обошло и Церковь, раздираемую изнутри модернизмом, идущим от добрых побуждений. Вечное спасение требует действия во времени. Однако верно и обратное — временное действие перестает быть мистикой и вырождается в политику, если стремится к чему-то меньшему, чем вечное спасение.

[Народ, который любил работу]

Как работал этот народ, который любил работу, universus universum, весь народ любил всякую работу, он был труженик и еще больше работник, он наслаждался работой, он работал весь вместе, буржуазия и народ, в радости и здоровье; у него был настоящий культ работы; культ, религия хорошо сделанной работы. Законченной работы. Как целый народ, целое племя, друзья, враги, все противники, все близкие друзья, наливались семенем и здоровьем и радостью, — это мы найдем в архивах…

Мы там увидим, что такое была культура, насколько это было бесконечно иное (бесконечно более ценное), чем наука, археология, обучение, образование, эрудиция и, естественно, система. Мы увидим, что такое была культура в те времена, когда профессора ее еще не растоптали.

[Мир людей, которые больше ни во что не верят]

Сразу же после нас начинается мир, который мы назвали и не перестанем называть современным миром. Мир умников. Мир интеллектуалов, передовых, тех, кто знает, тех, кого не обойдешь, тех, кого не обманешь. Мир тех, кого нечему учить. Мир умников. Мир тех, кто не дурак, не тупица. Как мы. То есть: мир тех, кто не верит ни во что, даже в атеизм, кто ничему себя не посвящает, ничему собой не жертвует. В точности: мир тех, у кого нет мистики. И кто этим хвастает. […]