умираю оттого, что еще не умираю!267

Глава LXIX

о самом редкостном и необычайном происшествии из всех случившихся с Дон Кихотом на протяжении этой великой истории

Пока Дон Кихот напевал свой маленький мадригал, а Санчо спал как убитый, наступил новый день, который принес с собой последнюю шутку герцогской четы. Наших героев окружили десять всадников и четверо или пятеро пешеходов и под оскорбительные крики и брань привели их в замок. Там они увидели катафалк с телом Альтисидоры, для воскрешения которой, по приказанию Радаманта,268 Санчо должен был вытерпеть двадцать четыре щелчка в нос, двенадцать щипков и шесть уколов булавками в плечи и поясницу. И, несмотря на сопротивление Санчо, шесть дуэний все это проделали, и Альтисидора воскресла. И когда Дон Кихот увидел, какую силу небеса вложили в тело Санчо, из чего следовало, что способность, заключенная в теле Санчо, достигла высшей точки,269 он стал на коленях молить оруженосца нанести себе удары бичом, чтобы расколдовать Дульсинею.

И дело не в грубых шутках Герцога и Герцогини; в теле Санчо действительно заключена способность расколдовывать и воскрешать девушек. За счет трудов, на кои способно тело Санчо, кормятся герцоги, и слуги их, и их дуэньи; за счет трудов, на кои способно тело Санчо, в конечном счете, Дульсинея обретает способность вести своих избранников в храм вечной Славы. Санчо трудится, бичуя себя, чтобы другие пробуждали любовь в Дульсинее; бичевание Санчо делает героя героем, егоЪевца певцом, и притом знаменитым, святого святым, а сильного сильным.

И здесь историограф говорит непреложную истину: «…шутники (…) были столь же безумны, как и те, кого они вышучивали, ибо усердие, с каким Герцог и Герцогиня высмеивали двух глупцов, делало их самих придурковатыми».270

Тут остановимся: ни Дон Кихота, ни Санчо нельзя назвать глупцами, а вот Герцог с Герцогиней и впрямь были глупы, да что там — дураки набитые, и, как

это в обычае у всех глупцов, злокозненные и подлые. В самом деле, добрыми глупцы не бывают, глупец, особенно если это любитель понасмешничать, всегда жует горькую жвачку зависти. В глубине души герцогская чета не могла простить Дон Кихоту завоеванную им славу; они стремились соединить свое имя с бессмертным именем Рыцаря. Но мудрый историк славно наказал их, умолчав об их именах, и по сей причине цели они не достигли. Так и остались герцогами, герцогами и только — воплощением всех тупоголовых и злокозненных герцогов.

Вскоре после воскрешения Альтисидоры эта развязная девица вошла в комнату Дон Кихота, и в беседе с нею он произнес памятные слова: «…нет второго меня на свете…»271 — высказывание, доводящееся братом–близнецом другому, из первой части: «Я знаю, кто я такой!»

«Нет второго меня на свете!» Вот изречение, которое мы не должны забывать никогда, особенно когда нам становится грустно и тревожно при мысли, что в один прекрасный день мы неизбежно исчезнем, а к нам лезут со смехотворными поучениями, вроде того, что мы лишь частица Вселенной, что звезды следуют своими путями и без нас, что добро должно восторжествовать без нашего вмешательства, что представлять, будто все это огромнейшее здание создано для нашего спасения — по меньшей мере гордыня. «Нет второго меня на свете!» Каждый из нас единствен и незаменим.

«Нет второго меня на свете!» Каждый из нас абсолютен. Если существует Бог, сотворивший и хранящий мир, Он сотворил и хранит его для меня. «Нет другого меня!» Есть старше меня и младше, лучше меня и хуже, но другого меня нет. Я — некто совершенно новый, во мне сосредоточено вечное прошлое, и с меня начинается вечное будущее. «Нет второго меня!» Это единственная прочная основа любви среди людей, потому что нет и второго тебя, а есть только ты, нет второго его, а есть только он.

Беседа продолжалась, и во время разговоров ветреная Альтисидора дала понять, что, хотя все было шуткой, уклончивость Дон Кихота причинила ей боль. Даже если девица притворяется влюблённой шутки ради, она все равно огорчится, когда ей не ответят взаимностью всерьез; и Альтисидору так раздражило равнодушие Дон Кихота, что она назвала его «в пух и прах разбитый и поколоченный дон» и объявила, что ее смерть и воскрешение были шуткой.

Этого штриха довольно, чтобы убедить нас, насколько реальна и правдива история, которую я объясняю и комментирую; невозможно принять всерьез шутки отвергнутой девушки — такого ведь, выдумывай не выдумывай, не выдумаешь. По моему мнению, если бы Дон Кихот утратил твердость, и поддался бы, и стал домогаться ее любви, она отдалась бы телом и душой, пусть только для того, чтобы потом говорить, что была в объятиях одного безумца, слава о котором гремит на весь мир. Весь недуг этой девушки проистекает от безделья, как сказал герцогской чете Дон Кихот, так‑то оно так, да надо бы знать, от какого рода безделья проистекал сей недуг.272