Из персонажа романа Сервантеса Дон Кихот превращается в национальный миф, к которому обращаются всякий раз, когда стремятся разрешить «загадку Испании». Важно отметить, что для «поколения 98 года» Дон Кихот был не единственным олицетворением «духа нации» — ив лучших, и в гибельных его проявлениях; он стоит в одном ряду с другими литературными и историческими испанцами: Дон Жуаном, Селестиной, Сехисмундо, Игнатием Лойолой, святой Тересой и т. д. Но в ситуации 1898 г., когда Испания, наследница героической империи, над которой никогда не заходит солнце, потерпела неожиданное и скоротечное поражение от противника, превосходившего ее экономически и технически, хорошо продумавшего ход военной кампании, аналогия с Дон Кихотом оказалась наиболее подходящей и плодотворной для постановки «проблемы Испании». Фраза: «Робинзон победил Дон Кихота» — стала одним из общих мест в испанской публицистике конца 1890–х гг.

Восприятие героя в отрыве от романа, помещение его в современный контекст, обращение к образу Дон Кихота для выражения собственных мыслей о мире и об Испании — эти особенности характерны для «поколения 98 года» и, думается, могут служить одним из отличительных признаков представителей этого течения. «Житие Дон Кихота и Санчо», эссе и стихотворения Унамуно, посвященные Дон Кихоту, несомненно, нужно рассматривать в контексте других ярких и значимых для того времени толкований образа сервантесовского героя.

* * *

Другой, не менее важный контекст для анализа «Жития Дон Кихота и Санчо» — биография, творческий путь и эволюция взглядов самого Унамуно, нераздельно связанные с формированием и трансформацией, его концепции кихотизма. Все исследователи творчества Унамуно сходятся в том, что его произведения, его героев и его философию невозможно рассматривать в отрыве от личности их создателя.[103] Поэтому разговор о «Житии Дон Кихота и Санчо» уместно предварить рассказом о жизни Мигеля де Унамуно.[104]

Унамуно родился в Бильбао, столице Страны Басков, в семье коммерсанта. Свои книги он писал по–испански, но родным языком для него был баскский. Ортега и Гассет впоследствии утверждал, что это обстоятельство повлияло на его неповторимый стиль, на его интерес к этимологии слов: «Когда язык выучен, наше сознание спотыкается о слово как таковое. Вот потому‑то Унамуно и останавливается так часто в удивлении перед словом и видит в нем больше того, что оно значит обычно, при повседневном употреблении, когда теряет свою прозрачность».[105]

Мигелю было восемь лет, когда в Испании началась Вторая карлистская война. Это была гражданская война, война «карлистов» — сторонников претендента на престол Карл оса VII — против «либералов», приверженцев парламентской монархии короля Альфонса XII. Как и Первая, Вторая карлистская война закончилась победой либералов. Одним из поворотных пунктов войны была длительная, но неудавшаяся осада Бильбао войсками карлистов. Семья Унамуно жила в осажденном городе, от регулярных бомбардировок спасались «в мрачной и сырой пристройке, где было темно даже днем, потому что входная дверь — единственный источник света — была заложена тюфяками».[106] Воспоминания об этом времени позже лягут в основу первого романа Унамуно «Мир среди войны» и других произведений.

В 1880 г. Унамуно отправляется учиться в Мадрид, в университет. В 1884 г. защищает диссертацию «О проблемах происхождения и предыстории басков», получает степень доктора, возвращается в Бильбао. В 1891 г. женится на Кармен Лисаррага — она станет спутницей всей его жизни и родит ему девятерых детей. В том же году Унамуно получает место преподавателя на кафедре греческого языка Саламанкского университета, в 1901 г. становится ректором этого университета — на многие годы.

Первые литературные опыты Унамуно относятся к 1880–м гг. и посвящены его родному краю — это прозаические и стихотворные зарисовки быта басков, пейзажа, старинных городов. В 1895 г. Унамуно–мыслитель заявляет о себе выпуском сборника эссе «О кастицизме», где формулирует оригинальную концепцию интраистории: Унамуно противопоставляет истории как ряду биографий великих личностей интраисто- рию — жизнь простого народа, хранителя вечной традиции. «Все, о чем сообщают ежедневно газеты, вся история «современного исторического момента» — всего–навсего поверхность моря. (…) В газетах ничего не пишут о молчаливой жизни миллионов людей без истории. Эта интраисторическая жизнь, молчаливая и бесконечная, как морские глубины, и есть основа прогресса, настоящая традиция, вечная традиция».[107]

Интраисторическим вйдением мира проникнут и роман о Второй карлистской войне «Мир среди войны», который Унамуно писал в течение 12 лет и закончил в 1897 г. Само название романа говорит о преемственности по отношению к «Войне и миру» Толстого и одновременно об иной точке зрения на войну и историю в художественном произведении. Война, по Унамуно, событие историческое, а мир до, после и внутри самой войны — интраисторическая, подлинная жизнь народа. Война остается непонятной и ненужной ее участникам с обеих сторон; крестьяне ругают обе армии за то, что их приходится кормить. Герои романа живут среди войны, участвуют в ней, но ее не чувствуют; возможность обретения мира для этих людей Унамуно видит не в исторических деяниях и славных подвигах, а в возвращении к привычному жизненному укладу, из которого их вырвала война.

В конце 1890–х гг. мировоззрение Унамуно претерпевает значительные изменения — во многом из‑за трагического события в личной его биографии: в 1897 г. заболел менингитом его маленький сын (ребенок впал в идиотизм и через несколько лет умер). Унамуно ощутил болезнь сына как проявление вселенской трагедии. Начиная с 1897 г. и вплоть до последних произведений писателя все его творчество проникнуто раздумьями о вере и неверии, смерти и бессмертии, во всех его писаниях звучит трагическая нота. Бессмертие в слиянии с морем народной жизни ощущается теперь как недостаточное для конкретного человека, «человека из плоти и крови», который хочет жить вечно, при этом не теряя сознания своей индивидуальности. На первый план в мировоззрении Унамуно выходит отдельная личность, наделенная страстным, трагическим в своей невозможности желанием максимально выразить себя, — будь то живой человек или литературный персонаж.

Герои его романов «Любовь и педагогика» (1902), «Туман» (1914), «Авель Санчес» (1917), «Тетя Тула» (1921) обретают подлинность и неповторимость своего бытия в борьбе с другими героями, с собственным нежеланием существовать, со своим автором (так, Аугусто Перес, герой «Тумана», знакомый с творчеством Мигеля де Унамуно, приезжает к писателю в Саламанку, вступает с ним в спор и даже грозит убить своего создателя). «Агонисты,[108] то есть борцы (или, если угодно, назовем их просто персонажами), в моих новеллах — это реальные личности, реальные в высшем смысле, реальность их подлинная, то есть та, которую они сами присваивают себе в чистом желании быть таковыми или в чистом желании не быть таковыми, независимо от той реальности, которую приписывают им читатели», — утверждал Унамуно в прологе к своему сборнику «Три назидательные новеллы и один пролог».[109] Персонажи Унамуно живут и умирают, пытаясь разрешить «последние вопросы» мироздания — те же, что не давали покоя их автору.

Проблема личного бессмертия выходит на первый план и в драматургии Унамуно (он автор десятка драм, самые известные из которых — «Другой» (1926) и «Брат Хуан, или Мир есть театр» (1929)), и в его стихах (стихотворения и поэмы Унамуно составляют девять сборников), и в его философских произведениях — «О трагическом чувстве жизни у людей и народов» (1913) и «Агония христианства» (1924). Унамуно создает свои книги, раздираемый вечным противоречием между желанием жить вечно и разумом, который говорит ему о неисполнимости этого желания, — и черпает силы в самой непримиримой борьбе двух начал — в этом сущность его трагического чувства жизни: «Почему я хочу знать, откуда я пришел и куда иду, откуда и куда движется все, что меня окружает, и что все это значит? Потому что я не хочу умереть полностью и окончательно и хочу знать наверняка, умру я или нет. А если не умру, то что со мною будет? Если же умру, то все бессмысленно. На этот вопрос есть три ответа: либо я знаю, что умру полностью и окончательно, и тогда — безысходное отчаяние, либо я знаю, что не умру, и тогда — смирение, либо с) я не могу знать ни того ни другого, и тогда — смирение в отчаянии, или отчаяние в смирении, и борьба».[110] В философии Унамуно — один из основоположников (или предтеча) экзистенциализма; его учение о трагическом чувстве жизни также называют «персонализмом» — ведь именно личность, «persona» стоит в центре философского универсума Унамуно, на полпути между жизнью и смертью, верой и неверием в Бога, всем и ничем.

Сам Унамуно в письме к одному из друзей признавал свою работу над философскими трактатами уединением в башне из слоновой кости.[111] Случилось так, что размеренный ход жизни ректора Саламанкского университета, знаменитого писателя и мыслителя был нарушен ходом исторических событий в его Испании.

В 1923 г. при поддержке короля Альфонсо XIII власть в стране получил военный диктатор Мигель Примо де Ривера. Унамуно выступает с рядом статей, направленных против нового режима и лично против короля. Ректора Саламанкского университета отстраняют от преподавания и ссылают на Канарские острова. Через несколько месяцев ему было разрешено вернуться в Саламанку, но Унамуно заявил, что не вернется на родину, пока не будет свергнута диктатура Примо де Риверы. Он отправляется в добровольное изгнание во Францию — сначала в Париж, потом в городок Андайя на границе с Испанией.