Житие Дон Кихота и Санчо

271 Вскоре после воскрешения Альтисидоры «…нет второго меня на свете……. —

В романе Сервантеса этот эпизод относится к главе LXX части второй.

272 …от какого рода безделья проистекал сей недуг. — Главу LXX части второй романа Сервантеса Унамуно в «Житии Дон Кихота и Санчо» пропустил.

Глава LXXI

273 Покрывало Пенелопы и бочка Данаид — два предмета из греческой мифологии, символизирующие занятия, которым нет конца: Пенелопа, жена Одиссея, обещала вторично выйти замуж, после того как закончит ткать покрывало на фоб своего свекра Лаэрта, днем она ткала покрывало, а ночью распускала его; дочери царя Даная, убившие своих мужей, в царстве мертвых осуждены были наполнять водой бездонную бочку.

Главы LXXII и LXXIII

274 …о том, как Дон Кихот и Санчо прибыли в свою деревню. — В романе Сервантеса такой подзаголовок имеет глава LXXII части второй.

275 Оставайтесь каждый у себя дома °° который бы пребывал в доме всех. — Унамуно обыгрывает известную испанскую пословицу: «Cada uno en su casa у Dios, en la de todos» («Да пребудет каждый в своем доме, а Бог — в доме у всех»).

Глава LXXIV

276 …и в истине этой он встречается со своим братом Сехисмундо. — См. примеч. 203 к главе LVIII части второй «Жития» (наст. изд. С. 361).

277 Пожалуй, здесь уместно вспомнить еще раз об Иньиго де Лойоле °° стать странствующим Рыцарем Веры. — См. примеч. 10 к главе II части первой «Жития» (наст. изд. С. 336).

278 «Не знаю, Хороший ли я °° я, во всяком случае, не Плохой»… — В романе Сервантеса эти слова Дон Кихот произносит в главе LXXII части второй.

279 «Боги замышляют и вершат гибель смертных, дабы потомкам было что воспевать». — Те же строки из «Одиссеи» Унамуно опровергает в эссе «Смерть Дон Кихоту!» (см.: наст. изд. С. 246). По прошествии многих лет, как ни странно, это утверждение послужило своего рода эпитафией для самого Унамуно. Ортега и Гассет (1883—1955) писал в своем эссе «На смерть Унамуно» (1937): «Унамуно принадлежал к тому же поколению, что и Бернард Шоу. (…) Это последнее поколение «интеллектуалов» было убеждено, что самое высокое человеческое предназначение — слушать их остроумные речи, их песнопения, их споры. В Древней Греции тоже была эпоха, когда поэты верили, что мужи сражались у стен Трои только ради того, чтобы у Гомера был повод их воспеть. (…) Тогда еще не знали, что сокровенность, потаенность существования — это и есть норма поведения и чистая радость для истинного интеллектуала» (Ортега и Гассет X. На смерть Унамуно / Пер. А. Матвеева. С. 296—297).

280 …мы можем сказать вместе с Сехисмундо, твоим братом, что «самым большим преступлением человека является его рождение». — Эти же слова Унамуно в 1931 г. вложил в уста отца Мануэля, героя повести «Святой Мануэль Добрый, мученик» (см.: Унамуно М. де. Избранное: В 2 т. Т. 2. С. 119).