Судьба и грехи России

==297

буржуазного. Это особая, сложная тема, которой не стоит   затрагивать попутно. Однако вот что необходимо подчеркнуть со всею решительностью: не может быть свободы   культуры там, где ничем не ограждены права гражданина.   Самодержавное государство — все равно, монархия или демократия — не способно остановиться перед кругом духовной свободы. Прежде всего потому, что отсутствуют точные грани между политикой и культурой. Правительство,   пользующееся монополией прессы или хотя бы цензурой   политической печати, не замедлит распространить эту монополию или цензуру на научную, философскую, религиозную мысль. Опыт современных диктатур достаточно показателен. С другой стороны, нельзя безнаказанно унижать   и самую природу политической активности. Но политика   неотъемлема от социальной природы человека: она тесно   сращена с социальной этикой. Политика — не только борьба за интересы, права или привилегии, но и за общественные идеалы. Отмирание политики для огромной массы человечества означает отмирание социального сознания  вообще. Культуры, построенные на отрицании общегражданской политики, — царства Востока или Россия — обнаруживают огромные провалы в своей иерархии ценностей.  Обидно, когда политические страсти отнимают слишком  много духовной энергии. Но опыт учит, что умирание политических страстей постепенно ведет к угасанию и высших  культурных энергий: к духовному застою и «органической»  окаменелости.

    Возвратимся на минуту к самой низшей — экономической — культурной сфере. Даже здесь полное, стопроцентное убийство свободы означает убийство самой хозяйственной жизни. Без творчества, то есть без некоторой  свободы работника и организатора, не может быть ни технического прогресса, ни даже сохранения достигнутого  уровня. Если опыт коммунизма имеет какое-нибудь значение для мира, не только для России, то именно как опытное доказательствоневозможности абсолютного огосударствления    хозяйства.    Государство-вампир,  эксплуатирующее  нищих  рабов, — такова, думается, не  только русская, но и мировая схема «интегрального» социализма. Свобода должна быть существенным ингредиентом в социализации производства. Государство не может  быть единственным субъектом хозяйства. Да и вопрос  еще: государство ли возьмет на себя задачу хозяйственной организации или другие  органы общественности:  синдикаты, кооперативы, муниципальные союзы?  Этот  вопрос, или комплекс вопросов, и составляет главное содержание социальной проблемы нашего времени. Не индивидуализм  и не этатизм в хозяйстве, а неизвестное,

==298

искомое сочетание личных и общественных сил — такова тема истинного «социализма».

      Градуация свободы в хозяйственной жизни, градуация ее во всей культуре, в соответствии с подлинной иерархией ценностей, — таково задание нового града, не новой утопии, а насущнейшего, практического дела современности.

    Но осуществимо ли оно? Не является ли утопией сама вера в возможность разрешения современного социального конфликта? Мы  этого не знаем. Даже если бы и знали (то есть предполагали) это, долг требует напряжения всех сил для предотвращения гибели. Но кто может сказать, что он знает неотвратимость рокового конца? Нынешнее положение Европы  очень мрачно и, по-видимому, ухудшается с каждым  годом. Но два социальных стана, на которые она распалась, стан свободы и стан организации, сохраняют приблизительное равновесие сил. Каждый из них защищает социальную идею  большого силового напряжения. В мире не до конца иссякли идеалистические энергии. Горе в ихразделённости, в ложном (ибо слишком однородном) сочетании сил. Необходимо новое переключение сил, новая перегруппировка элементов. Такое переключение мировых сил возможно. Оно не раз происходило в истории, всякий раз сопровождая рождение новой великой идеи. Идея — огромная  сила в истории — конечно, не всякая, не случайная, не соответствующая исторической необходимости или долженствованию.  Рождение фашизма  на наших глазах было  последним историческим чудом идеологического порядка. Фашизм не связан ни с одним определенным классом, ни с одной из старых социальных сил. Но дав возможность  кристаллизации большой исторической идеи, выразившей  почти всеобщую потребность — идеи национальной организации, — он стал силой, высшей всех классов и самого государства. Старый социализм сам был примером  власти идеи. Он не столько вырастал из классовой борьбы  пролетариата, сколько сам создавал ее; более того, создал самый  пролетариат как класс. Ослабление социализма  в наше время, время его большого численного роста, связано именно с упадком его идейной напряженности.  Силы,  которые он  вел за собой, за знаменем социальной  организации, отливают от него в черно-красный  стан фашизма.

    Новая идея —  свободного строительства, — которой жаждет  погибающий  мир, может оказаться бессильной и безжизненной, если ее принять рассудочно, как компромисс  или синтез двух сил. Ненавидящие друг друга силы не примут  компромисса. Миром управляют страсти, а не рассудочные  соображения. И невозможен искусственный синтез противоборствующих органических сил, как невоз-

==299