Судьба и грехи России

Возрождение в мире абсолютного, то есть религиозного, начала, которое могло бы ограничить, обуздать и исправить все относительные — праведные и неправедные — притязания государства

Раскрытие этого абсолютного начала как религии личности и свободы.

                Ограничение суверенитета национально-социалистического государства: сверху — международным принуди тельным союзом,  снизу — федеративными и автономно-групповыми  образованиями, возвращающими общество, в более совершенных правовых, демократических формах, к феодальным  началам его юности.

==276

РОССИЯ И СВОБОДА

  1

                Сейчас  нет мучительнее вопроса, чем вопрос о свободе  в России. Не в том, конечно, смысле, существует ли она в  СССР,  —об  этом могут задумываться только иностранцы,  и то слишком  невежественные. Но в том, возможно ли ее  возрождение  там после победоносной войны, мы думаем  все сейчас — и искренние демократы, и полуфашистские  попутчики. Только прямые черносотенцы, воспитанные в  разных «Союзах русского народа», чувствуют себя счастливыми  в Москве Ивана Грозного. Большинство среди апологетов московской диктатуры — вчерашние социалисты и  либералы —  убаюкивают свою совесть уверенностью в неизбежном и  скором освобождении России. Чаемая эволюция советской власти позволяет им принимать с легким  сердцем, а то и с ликованием, порабощение все новых народов Европы. Можно потерпеть несколько лет угнетения,  чтобы впоследствии жить полноправными участниками самого свободного и счастливого общества в мире.

                С другой стороны, прошлое России как будто не дает оснований для оптимизма. В течение многих веков Россия была самой деспотической монархией в Европе. Ее конституционный — и какой хилый! — режим  длился всего одиннадцать лет; ее демократия — и то, скорее в смысле провозглашения принципов, чем их осуществления — каких-нибудь  восемь месяцев. Едва освободившись от царя, народ, пусть  недобровольно и не без борьбы, подчинился новой тирании,  по сравнению с которой царская Россия кажется раем свободы. При таких условиях можно понять иностранцев или русских евразийцев, которые приходят к выводу, что Россия органически порождает деспотизм — или фашистскую «демотию» —  из своего национального духа или своей геополитической судьбы; более того, в деспотизме всего легче осуществляет свое историческое призвание.

                                                РОССИЯ И СВОБОДА                                      

==277

Обязаны ли мы  выбирать между этими крайними утверждениями: твердой верой или твердым неверием в русскую свободу? Мы  принадлежим  к тем людям, которые страстно жаждут свободного и мирного завершения русской революции. Но уже давно горький опыт жизни приучил нас не смешивать своих желаний с действительностью. Не разделяя доктрины исторического детерминизма, мы  допускаем возможность выбора между разными вариантами исторического пути народов. Но с другой стороны, власть прошлого, тяжелый или благодетельный груз традиций, эту свободу выбора чрезвычайно ограничивает. Ныне, когда после революционного полета в неизвестность Россия возвращается на свои исторические колеи, ее прошлое, более чем это казалось вчера, чревато будущим. Не мечтая пророчествовать, можно пытаться разбирать неясные черты грядущего в тусклом зеркале истории.