Letters to a provincial

4 декабря 1656 г.

Мои Преподобные Отцы!

Вот продолжение ваших клевет, но я отвечу сначала на те из них, которые остались от ваших Предупреждений. А так как все остальные ваши книги одинаково наполнены ими, то они доставят мне достаточно материала, чтобы беседовать с вами о данном предмете настолько подробно, насколько я сочту это необходимым. В немногих словах я поговорю с вами о басне, распускаемой вами во всех ваших писаниях насчет епископа Ипрского[272]. Вы коварно злоупотребляете несколькими словами из одного его письма, имеющими двоякий смысл, но поскольку их можно понимать в хорошем смысле, то их и должно так понимать согласно с духом церкви. Иное их понимание возможно лишь в соответствии с духом вашего Общества. Ведь почему вы утверждаете, что, когда он писал своему другу: «Не хлопочите так о Вашем племяннике; я доставлю ему все необходимое из тех денег, которые находятся в моем распоряжении»[273], то обязательно хотел этим сказать, что возьмет указанные деньги и не возвратит, а не то, что позаимствует их с тем, чтобы опять вернуть? Но как вы непредусмотрительны! Вы же сами доставили очевидное доказательство своей лжи другими письмами еп. Ипрского, которые вы напечатали и которые ясно указывают, что речь тут шла действительно о заимствовании, которое он должен был возместить. Последнее явствует из письма от 30 июля 1619 г., которое вы приводите в таких выражениях, что они вас изобличают: «Не беспокойтесь насчет позаимствований; пока он будет здесь, у него ни в чем не будет недостатка». И из письма от 6 января 1620 г., где говорится: «Вы чересчур спешите; даже если бы и потребовалось отдать отчет, то небольшой кредит, которым я пользуюсь здесь, даст мне возможность найти нужную сумму».

Вы, стало быть, клевещете, отцы мои. как по этому поводу, так и по поводу вашей смехотворной сказки о взломе кружки в церкви св. Медериха[274]. Какая ведь вам польза от обвинения, выдвинутого одним из ваших добрых друзей против этого священника, которого вы готовы растерзать? Разве из того, что человека обвиняют, следует заключать, что он виновен? Нет. отцы мои, люди благочестивые, подобно ему, могут всегда подвергнуться обвинению, пока будут существовать на свете такие клеветники, как вы. Не по обвинению, следовательно, а по приговору надлежит судить о нем. А приговор, произнесенный 23 февраля 1656 года, вполне его оправдывает. Не говоря уже о том, что от человека, необдуманно затеявшего данное недобросовестное дело, отреклись его сотоварищи, и ему самому пришлось взять свое обвинение обратно. А что касается ваших слов в том же месте «о знаменитом духовнике, который в один миг разбогател на девятьсот тысяч ливров», то достаточно попросить вас обратиться к священнику церкви св. Роха и священнику церкви св. ап. Павла, которые перед всем Парижем засвидетельствуют его полнейшее бескорыстие в упомянутом деле и ваше непростительное коварство в этой клевете[275].

Что ж, достаточно об этих неосновательных лживых наветах. Это — лишь первые опыты ваших «новичков», а не серьезные удары ваших великих «профессов»[276]. Итак, я перехожу теперь к клевете, которая является одной из самых черных клевет, измышленных вашим умом. Я говорю о том невыносимом нахальстве, с которым вы дерзаете навязывать благочестивым монахиням[277] и их духовным отцам «неверие в тайну пресуществления и в действительное присутствие Иисуса Христа в св. дарах». Вот, отцы мои, клевета, достойная вас; вот преступление, которое один только Бог может наказать в должной мере, ибо только вы одни способны совершить его. Нужно быть столь смиренным, как смиренны эти оклеветанные монахини, чтобы терпеливо сносить такую клевету, и надо быть злым, как вы, злые клеветники, чтобы поверить в нее. Я не стану поэтому оправдывать их: заподозрить их невозможно. Если бы они нуждались в защитниках, они нашли бы и получше меня. То, что я скажу здесь, будет сказано не для их оправдания, а для раскрытия вашего коварства. Я хочу только внушить вам самим отвращение к вашим деяниям и показать всему свету, что после этого вы способны на все.

Вы, однако, не преминете сказать, что я принадлежу к Пор–Роялю. Ведь это — первое, что вы говорите о каждом человеке, который борется с вашими излишествами. Как будто только в Пор–Рояле и находятся люди, у которых есть достаточно ревности к вере, чтобы защищать против вас чистоту христианской морали. Я знаю заслуги благочестивых отшельников, которые удалились туда, знаю, как много церковь обязана их назидательным и столь основательным трудам. Мне известно, как много в них благочестия и просвещения, потому что, хотя я и не имел никакого постоянного пребывания у них[278], как вы хотите заставить думать, не зная даже, кто я такой, я все–таки знаком с некоторыми из них, и почитаю добродетель всех их. Но Бог не ограничил одними только членами Пор–Рояля число всех тех, кого Ему угодно было противопоставить вашим беззакониям. Я надеюсь, с Божьей помощью, дать вам это почувствовать, отцы мои, и, если Бог дарует мне благодать, чтобы поддержать меня в намерении, которое Он мне внушил, употребить к Его славе все, полученное мною от Него, я заговорю с вами так, что заставлю вас, быть может, пожалеть, что вы не имели дела с кем–нибудь из Пор–Рояля[279]. И, чтобы засвидетельствовать вам это, я, покуда те, кого вы оскорбляете столь отъявленной клеветой, довольствуются скорбными мольбами к Богу о вашем прощении, я» которого данное оскорбление совсем не касается, чувствую себя обязанным заставить вас покраснеть перед лицом всей церкви, чтобы доставить вам то спасительное смущение, о котором говорит св. Писание и которое составляет почти единственное средство против закоснения, подобного вашему: Imple fades eorum ignominia et quaerent nomen tuum, Domine (Исполни лица их бесчестием, чтобы они взыскали имя Твое, Господи).

Надо остановить эту наглость, которая не щадит самых священных мест. Иначе кто может быть в безопасности после клеветы подобного рода? Как, отцы мои, вы сами в Париже разглашаете о столь возмутительной книге с именем вашего о. Мейнье в заглавии и под позорным названием: Пор–Роялъ и Женева в заговоре против пресвятого таинства причащения, где вы обвиняете в отступничестве не только аб. Сен–Сирана и г–на Арно, но также и мать Агнессу[280], сестру его, и всех монахинь этого монастыря! Вы говорите (стр. 96): «Веровании их относительно таинства нричащения так же подозрительны, как и верования г–на Арно», о котором вы утверждаете (стр. 4), будто «он на самом деле кальвинист». По этому поводу я спрашиваю у всех, есть ли в церкви лица, которым вы могли бы бросить столь отвратительный упрек с меньшим правдоподобием. Ведь скажите вы мне, отцы мои, если эти монахини и их духовные отцы «были в заговоре с Женевой против пресвятого таинства причащения» (о чем ужасно и помыслить), зачем же они избрали главным предметом своего благочестия указанное таинство, которым они якобы гнушаются? Зачем присоединили к своему уставу учреждение св. причащения? Зачем приняли одежду св. причащения, имя дев св. причащения, назвали церковь свою во имя св. причащения? Зачем стали бы они просить в Риме и принимать подтверждение упомянутого учреждения и разрешение служить каждый четверг литургию св.

в которые они веруют, и то, в которое они не веруют, и почему же они так вполне и всецело посвятили себя этой тайне нашей религии, если считают ее, как еретики, тайною беззакония? Что же отвечаете вы, отцы мои, на столь очевидные свидетельства, свидетельства не только словами, но и делами, и не какими–нибудь отдельными действиями, а всем течением жизни, всецело посвященной поклонению Иисусу Христу, пребывающему на алтарях наших? Что отвечаете вы также на книги, которые вы называете пор–роялъскими? Все они полны самыми точными терминами, которые служили отцам церкви и соборам для указания сущности этой тайны. Смешно, но и омерзительно, когда вы на это во всех ваших пасквилях возражаете таким образом: г–н Арно говорит, конечно, о пресуществлении, но он, может быть, подразумевает пресуществление знаменательное. Он исповедует, конечно, что верует в действительное присутствие, но кто нам сказал, что он не подразумевает под этим истинный и действительный символ?[281] К чему же мы придем, отцы мои? Кого же вы не ославите как кальвиниста в любую удобную минуту, если вам дать волю извращать выражения вполне канонические и самые священные коварными тонкостями ваших новых двусмысленностей? Ведь кто же пользовался когда–нибудь другими выражениями, кроме этих, а в особенности — в простых беседах о благочестии, где и речи нет о прениях? А между тем любовь и уважение к столь священной тайне побудили их наполнить этими выражениями все свои сочинения, так что. как ни лукавы вы, а не найти вам в них ни малейшей видимости двусмысленности, ни малейшего согласия с убеждениями Женевы.

Всем известно, отцы мои. что женевская ересь существенно состоит, по вашему же указанию, в том, что кальвинисты веруют, будто Иисус Христос не присутствует телесно в св. дарах; будто Ему невозможно одновременно находиться в нескольких местах; будто в действительности Он находится на небесах, и будто бы только там и должно поклоняться Ему, а не на алтаре; будто вещество хлеба остается; будто тело Иисуса Христа не входит ни в уста, ни в грудь; будто оно снедается только верою, и. таким образом, недостойные не снедают его; будто литургия есть не жертвоприношение, а идолопоклонство. Выслушайте же, отцы мои, каким образом «Пор–Рояль находится в соглашении с Женевой по их книгам». К посрамлению вашему в них читаем, что «тело и кровь Иисуса Христа содержатся под видом хлеба и вина» (Второе письмо г–на Арно, стр. 259); что «святая святых присутствуют в святилище и там должно поклоняться им» (там же, стр. 243); что «Иисус Христос обитает в причащающихся грешниках действительным и истинным присутствием Своего тела в их груди, хотя и не присутствием духа Своего в их сердце» (О част. Причащ. ч. 3, гл. 6), что «прах мертвых телес святых черпает свою главную силу от семени жизни, которое остается в них от прикосновения бессмертного и животворящего тела Иисуса Христа» (ч. 1, гл. 40); что «не под влиянием какой–либо естественной силы, но по всемогуществу Божию, для которого нет ничего невозможного, тело Иисуса Христа содержится в св. дарах и в каждой малейшей частице каждых св. даров» (Семейп. теолурок 15), что «божественная сила присутствует, чтобы произвести действие, на которое указывают[282] слова освящения» (там же); что «Иисус Христос, снисшедший и возлежащий на алтаре, возносится в то же время во славе Своей, что Он Сам Собою и по всемогуществу Своему пребывает одновременно в различных местах, среди церкви торжествующей и среди церкви воинствующей и скитающейся» (О пресуществлении, док. 21); что «виды в таинстве евхаристии не находятся ни в каком отношении к веществу хлеба и вина и пребывают сверхъестественным образом в своем положении, не поддерживаемые никаким веществом; что тело Иисуса Христа содержится под видами; что оно не находится в зависимости от них, как субстанции зависят от акциденций» {там же, док. 23); что «вещество хлеба изменяется, оставляя неизменными внешние признаки» (Часы св. причащения в прозе[283]); что «Иисус Христос в св. дарах пребывает с тою самою славою, что и на небесах» (Письма аб. Сен–Сирана, т. I, Письмо 93), что «Его прославление человеческое пребывает в дарохранительницах церкви под видом хлеба, который видимо скрывает Его и что Он, зная, что мы чувственны, ведет нас таким образом к поклонению Своему вездесущему божественному через поклонение Своему человеческому, присутствующему в определенном месте» (там же); что «мы получаем тело Иисуса Христа на языке, и оно освящает его своим божественным прикосновением» (Письмо 32); что «оно входит в уста священника» (Письмо 72); что «хотя Иисус Христос и сделался доступным посредством таинства евхаристии и Своему человеколюбию и благости, Он сохраняет вместе с тем Свою неприступность, как неотъемлемое свойство Своей божественной природы, ибо хотя там находятся только тело и кровь в силу слов vi verborum, говоря языком школы, последнее обстоятельство не препятствует тому, чтобы всё Его божественное, равно как и всё Его человеческое находились там в неразрывном соединении» (Защита молитв св. причащения, стр. 217), и, наконец, что «таинство евхаристии есть одновременно и таинство, и жертвоприношение» (Семейн. теол., ур. 15), и «хотя это жертвоприношение совершается в воспоминание крестной жертвы, все–таки существует между ними разница, жертва во время литургии приносится только за одну церковь и за одних верных, пребывающих в общении с нею, тогда как крестная жертва принесена была за весь мир, как говорит святое Писание»[284] (там же, стр. 153). Сказанного достаточно, отцы мои, чтобы показать ясно: не было, быть может, никогда бесстыдства, превышающего ваше. Но я хочу заставить вас самих произнести этот приговор над собою. Ведь чего вы требуете, чтобы устранить всякую видимость единомыслия с Женевой? «Если бы г–н Арно сказал, — говорит ваш о. Мейнье (стр. 83), — что в этой поклоняемой тайне нет вовсе вещества хлеба под видами, а только тело и кровь Иисуса Христа, я согласился бы, что он решительно высказался против Женевы». Признавайтесь же, клеветники, и дайте ему публичное удовлетворение за нанесенное публичное оскорбление. Сколько раз видели вы требуемую констатацию в только что приведенных мною выдержках? Но мало того, так как Семейная теология аб. Сен–Сирана одобрена г–ном Арно, она содержит, следовательно, мнения того и другого. Прочтите же весь урок пятнадцатый, и в особенности статью вторую, и вы найдете там требуемые вами слова, выраженные даже более формально, чем у вас самих. «Есть ли хлеб в просфоре и вино в чаше? Нет, потому что все вещество хлеба и вина устранено, чтобы дать место телу и крови Иисуса Христа; только одни они и пребывают здесь сокровенные под качествами и видами хлеба и вина».

Что же, отцы мои, станете ли вы еще говорить, что Пор–Рояль не учит ничему, что не было бы принято Женевой, и что г–н Арно во втором своем Письме не говорит ничего, что не мог бы сказать реформатский наставник из Шарантона? Предложите же г–ну Местрезу[285] говорить так, как говорит г–н Арно в этом Письме (стр. 237 и след.), заставьте его сказать, что «обвинять его в отрицании пресуществления — значит гнусно клеветать на него; что в основание своих книг он ставит истину действительного присутствия Сына Божия, в противоположность ереси кальвинистов, что он считает за счастье пребывать в таком месте, где святая святых на алтаре служат предметом непрерывного поклонения»; а ведь это противоречит верованиям кальвинистов даже гораздо более, чем само учение о действительном присутствии, ибо, как говорит кардинал Ришелье в своих Прениях (стр. 365): «Новые пасторы во Франции, соединившись с лютеранами, которые веруют в действительное присутствие Иисуса Христа в св. дарах, объявили, что они остаются в разрыве с. церковью по отношению к этому таинству, только вследствие поклонения, которое католики воздают св. дарам». Предложите Женеве подписаться под всеми выдержками, которые я привел вам из книг Пор–Рояля, и не только под выдержками, а под целыми трактатами об этом таинстве, как то: О частом причащении, Объяснение священнодействий при совершении литургии, Отправление богослужения при литургии, Доказательства пресуществления во время таинства евхаристии, Перевод гимнов в Часослове Пор–Рояля и др. Предложите, наконец, установить в Шарантоне упомянутое священное учреждение беспрерывного поклонения Иисусу Христу, пребывающему в св. дарах, как делается в Пор–Рояле, и это будет самой значительной услугой, какую вы могли бы оказать церкви, ибо тогда не Пор–Рояль будет в единомыслии с Женевой, а Женева будет в единомыслии с Пор–Роялем и всей церковью.

Право, отцы мои, вы не могли придумать ничего неудачнее, как обвинить Пор–Рояль в неверии в таинство евхаристии, но я выясню причину, побудившую вас к этому. Вам известно, я кое–что понимаю в вашей политике, которой, конечно же, вы следовали и в этом случае. Если бы аб. Сен–Сиран и г–н Арно говорили о том только, во что надо веровать относительно названного таинства, а не о том, как должно готовиться к нему, они были бы лучшими католиками в мире, и не оказалось бы никаких двусмысленностей в их выражениях действительное присутствие и пресуществление. Но так как все, кто противодействует вашей распущенности, должны быть еретиками, и именно по тому самому пункту, в котором они вам противоречат, то как же г–

Ведь утверждает же ваш о. Бризасье: «Если вы станете следовать этому методу, то не приложите крови Иисуса Христа ни к одному человеку». Для вас лучше, если будут следовать практике вашего Общества, которую ваш о. Маскаренья излагает в книге, одобренной вашими теологами и даже вашим достопочтенным о.

Ибо хотя церковь и запрещала это, но подобное запрещение уничтожено повсеместно укоренившимся обычаем» (Маскаренья, тр. 4, расс. 5, № 284).

Вот, отцы мои, что значит иметь иезуитов повсюду; вот тот всеобщий обычай, который вы ввели и желаете поддержать. Неважно, что алтари Иисуса Христа полны мерзости, лишь бы церкви ваши были полны народа. Выставляйте же еретиками в учении о таинстве евхаристии тех, кто противится вам в данном пункте: этого нужно добиваться во что бы то ни стало. Но как вы можете это сделать после стольких неопровержимых доказательств истинности своей веры, представленных ими? Неужели вы не боитесь, что я приведу ваши четыре великие доказательства их ереси? Вам следовало бы опасаться моих слов, и я не стану щадить вас от позора.