Запечатывая это письмо, я узнал, что цензура постановлена[87]: но так как я не знаю еще, в каких выражениях, а она обнародована будет лишь 15 февраля, то я и могу поговорить с Вами о ней только со следующей почтой.

Ответ провинциала на два первых письма друга

2 февраля 1656 г.

Милостивый Государь!

Два письма Ваши были не для меня одного. Все их читают, все их понимают, все им верят. Их ценят не одни только теологи; они доставляют удовольствие и людям светским и понятны даже женщинам.

Вот что пишет мне об этом один из членов Академии, один из знаменитейших среди всех этих знаменитостей, который видел только первое из них. «Я желал бы, чтобы Сорбонна, которая так много обязана памяти покойного кардинала, согласилась признать право суда его Французской Академии[88]. Автор письма остался бы доволен, так как в качестве академика я, согласно данной власти, осудил бы, изгнал бы, объявил бы опальною — я почти готов сказать, всеми силами искоренил бы — эту ближайшую способность, которая производит столько шуму из ничего и неведомо даже зачем. Беда в том, что наша академическая власть — власть очень отдаленная и ограниченная. Я весьма огорчен указанным обстоятельством, а еще более тем, что, при всей моей маленькой власти, я не в силах достаточно отблагодарить вас» и т. д.

А вот что пишет еще одна особа, которую я никоим образом не назову Вам, одной даме, давшей ей прочесть Ваше первое письмо:

«Вы не можете себе представить, как много обязана я Вам за то письмо, которое Вы мне послали: оно очень остроумно и очень хорошо написано. Оно рассказывает без повествования, оно разъясняет самые запутанные дела на свете; оно тонко насмехается, оно поучительно даже для тех, кто не знаком с делом основательно; оно доставляет вдвое удовольствия тем, кто понимает его. При этом оно — превосходная апология и, если хотите, тонкое и невинное порицание. И, наконец, столько в этом письме искусства, остроумия и здравого смысла, что мне очень хотелось бы знать, кто написал его» и т. д.

Вам, конечно, тоже очень хотелось бы знать, кто эта особа, которая пишет таким образом; но довольствуйтесь почтением к ней, не зная ее, а когда Вы узнаете ее, Вы будете почитать ее еще более.

Поверьте мне, продолжайте писать Ваши письма, и пусть цензура является, когда ей угодно: мы очень хорошо подготовлены встретить ее. Эти слова (ближайшая способность и довлеющая благодать), которыми угрожали нам, не испугают уже нас. Мы слишком хорошо узнали от иезуитов, якобинцев и г–на Лемуана, на сколько ладов можно перевертывать их, и как мало основательности в этих новых словах, чтобы волноваться из–за них.

Письмо третье

Несправедливость, нелепость и незаконность цензуры на г–на Арно