Огнем и жупелом внезапно опаленный,

Уже к теням в шеол содомский князь летит,

Тебя ж, о епитроп, боюсь, что не в соленый,

А в пресный столб суд божий превратит.

Октябрь 1886

Своевременное воспоминание

Израиля ведя стезей чудесной,

Господь зараз два дива сотворил:

Отверз уста ослице бессловесной

И говорить пророку запретил.

Далекое грядущее таилось

В сих чудесах первоначальных дней,

И ныне казнь Моаба совершилась,

Увы! над бедной родиной моей.

Гонима, Русь, ты беспощадным роком,

Хотя за грех иной, чем Билеам,

Заграждены уста твоим пророкам

И слово вольное дано твоим ослам.

<1887>

«Каюсь, древняя ослица…»

Каюсь, древняя ослица,

Я тебя обидел дерзко,

Ведь меж нашими ослами

Говорит и князь Мещерский.

Говорит такие речи,

Что, услышав их, от срама

Покраснела бы в Шеоле

Тень ослицы Билеама.

<1887>

«Ах, далеко за снежным Гималаем…»

Ах, далеко за снежным Гималаем[607]

Живет мой друг,

А я один, и лишь собачьим лаем[608]

(Вариант: горячим чаем, холодным)

Свой тешу слух

(Вариант: нежу дух),

Да сквозь века монахов исступленных

Жестокий спор

Н житие мошенников священных

Следит мой взор.

Но лишь засну — к Тибетским плоскогорьям,

Душа, лети!

И всем попам, Кириллам и Несторьям,

Скажи: прости!

Увы! Блаженство кратко в сновиденье!

Исчезло вдруг,

Н лишь вопрос о предопределенье

Томит мой дух.

Начало января 1887