Aesthetics. Literary criticism. Poems and prose
Не вижу судей никаких,
Чухонцы, правда, белобрысы,
Но им невнятен русский стих.
Пишу. Глядят в окошки ели,
Морозец серебрит пути…
Стихи, однако, надоели,
Пора и к прозе перейти.
1–3 октября 1894
Признание
Посвящается гг. Страхову, Розанову, Тихомирову и Ко
Я был ревнитель правоверия,
И съела бы меня свинья,
Но на границе лицемерия
Поворотил оглобли я.
Душевный опыт и история,
Коль не закроешь ты очей,
Тебя научат, что теория
Не так важна, как жизнь людей,
Что правоверие с безверием
class="postLine">Вспоило то же молоко
И что с холодным лицемерием
Вещать анафемы легко.
Стал либерал такого сорта я,
Таким широким стал мой взгляд,
Что снять ответственность и с черта я,
Ей–богу, был бы очень рад.
Он скверен, с гнусной образиною,
Неисправим — я знаю сам.
Что ж делать с эдакой скотиною?
Пускай идет ко всем чертям!
Октябрь 1894
Поэт и грачи
Краткая, но грустная история
Осень
По сжатому полю гуляют грачи,
Чего‑нибудь ищут себе на харчи.
Гуляю и я, но не ради харчей,
И гордо взираю на скромных грачей…
Зима
Морозная вьюга, в полях нет грачей,
Сижу и пишу я в каморке своей.
Весна
Ласкается небо к цветущей земле,
Грачи прилетели, а я — на столе.
Октябрь 1894
Эфиопы и бревно
В стране, где близ ворот потерянного рая
Лес девственный растет,
Где пестрый леопард, зрачками глаз сверкая,