Вечное в русской философии
Киркегардта, который в глубочайшей личной трагедии глубочайшим образом осознал себя. И это в сущности опять тот же извечный вопрос: «откуда и куда?» «Где я? кто меня во все это заманил и здесь бросил? Кто я? Как попал я в мир? Почему меня сначала не спросили, не посвятили в нравы и обычаи жизни? Почему меня втолкнули в строй, будто купил меня продавец душ?.. Свободная ли это вещь? А если меня к этому принудили, где же Управитель?
Или Управителя вовсе нет? Кому же мне жаловаться?»3) Нужно оценить и взвесить это своеобразное переживание во всем его психологическом, философском и религиозном значении.
Что означает это удивление? это «откуда и куда»?
7. Я и ничто
Уже в самых этих вопросах можно философски доказать и обосновать мою трансцендентность, ибо сам вопрос о происхождении уже означает акт транс–цендирования, перехода от А к не–А, к «совершенно другому». Если я при этом сталкиваюсь просто «ни с чем», то это — довод не против трансцендирования, но в пользу него: я трансцендирую по направлению «ни к чему», и для того, чтобы открыть «ничто», я сам должен существовать. Метафизический страх перед «ничто» только тогда возможен, когда возможна «мета», — то есть выход за пределы. И вот однако получается нечто иное, чем «бытие к концу» Гейдег–гера.4) Трансцендировать (выйти за пределы) «ничто» значит нечто иное, чем противопоставить то, что здесь существует, — тому, чего здесь не существует; ибо трансцендентность всегда есть противоположность,
переход к другому, по формуле не–А. Но если я сам есмь сила трансцендентности и противопоставления, то вся моя сила и достоинство заключается именно в том, что я не отождествляю себя с тем, что произвожу. Истинная самость именно принципиально трансцендентна всякой противоположности, ибо в ней все противоположности совпадают и из нее развиваются. В этом положении суверена — «за стеной совпадения противоположностей» — и только поскольку она может в нем оставаться, самость богоподобна и превосходит весь мир, ибо мир состоит из сплошных противоположностей и противоречий. В этом — неуязвимость Атмана, открытая Арджуной в борьбе: ей не может угрожать никакое «уничтожение», ибо она возвышается над всеми противоположностями, в том числе и над противоположностью: существующее — ничто.
При всем страхе, при всем сомнении всегда остается: «следовательно, я есмь» — и этому ничто не может угрожать. «Бытие к концу» открывает мне мою бесконечность.
Абсолютное ничто есть иллюзия. В этом — прав Парменид. Ничто нельзя абсолютировать, ибо фраза: «абсолютно ничего не существует» — явно неверна и опровергается моим существованием. Однако относительное ничто — это «не–А» и оно может означать трансцендентное бытие. «Святое незнание, — говорит Николай Кузанский, — однако учит нас тому, что то, что нашему разуму кажется ничем, как раз есть непостижимо Величайшее». Если бы трансцендентность означала ничто, она была бы просто уничтожена.5)
Диалектика Гейдеггера недостаточна, потому что он не ставит проблемы Абсолютного.
8. Аналитическая психология. Я и самость
Старая традиционная психология сознания двигалась только по всем известной средней плоскости сознательного; отсюда — плоскость и банальность этой скучной и бесполезной науки о представлениях, которая в своей солипсической (признающей единственной реальностью личность познающего человека) имманентности полностью остается оторванной от живых источников трансцендирующего бытия.
Аналитическая психология — единственная, которая способна открыть и осветить трансцендиру–ющую самость. Все другие психологические учения всегда были имманентной психологией, только психологией сознания, которая знает только сознательное я. Уже бессознательное трансцендентно по отношению к моему сознанию. Но эта трансцендентность