The Doctrine of the Logos in Its History

небесное предсуществование Мессии было «догматом» в известных кругах еврейства того времени[433]. Мало того, сам Шюрер (II, 503) чрезмерно преувеличивает значение идеи о предвечном существовании благ грядущего века: такие идеи, несомненно, зарождались, но развились они гораздо позже и в самом Талмуде играли сравнительно скромную роль. Спасение предопределено от века, оно близко, оно есть у Бога, существует уже в идеальной божественной действительности – вот религиозная мысль, которая лежит в основании такого рода понятий: отсюда выводилось впоследствии и то, что все средства спасения, все посредники его имеют предвечную реальность – закон, храм, праотцы, имя Мессии, скиния, ковчег, «покаяние», наконец, самый Израиль. Дальман указывает, что древнейшие памятники раввинической литературы знают лишь о предсуществовании имени Мессии, а в позднейших памятниках предвечное существование приписывается Мессии наравне со всеми человеческими душами, с тою, впрочем, разницею, что дело идет здесь не об одной душе, а о всей личности Мессии: он должен явиться внезапно, как совершенный человек, значит, он находится где‑либо, на земле или на небе, в раю, куда он был восхищен. Впоследствии встречалось даже мнение, согласно которому в нем видели возвращающегося Давида или Езекию[434]. Спасение готово, оно может наступить с часу на час, во мгновение ока, – значит, Мессия существует уже, и ему остается лишь явиться, как и новому Иерусалиму. Мы признаем относительную верность этих замечаний, но не можем вполне согласиться и с ними. Если Бальденшпергер преувеличивает распространенность и значение представлений о предвечном Мессии в эпоху Спасителя, то неправ и Дальман, отрицая всякое их значение и приписывая им слишком позднее

–  336  –

происхождение. Самое учение о предсуществовании душ находится уже у Филона, в слав. Енохе, а может быть, и в Прем. Соломона[435]. Во–вторых, предсуществование храма, скинии, нового Иерусалима, по–видимому, признавалось в некоторых еврейских кругах и до христианства[436]. Наконец, в–третьих, самый перевод LXX свидетельствует о вере в предвечное существование Мессии. Я разумею пс. 109, 3: «из чрева прежде денницы Я родил Тебя» (по–евр.: «(как) роса из чрева зари – тебе твое юношество») и 716, 17: «прежде солнца пребывает имя его» (по–евр.: «имя его пребудет вовек, перед лицом солнца будет возрастать имя его»).

Этого мало: если мы перенесемся в таинственный мир еврейской апокалиптики с его бесчисленным множеством духов, населяющих семь небес, если мы рассмотрим все множество странных, причудливых образов, которые послужили материалом для последующего гностицизма и, несомненно, существовали уже в дохристианский период, то мы вынуждены будем согласиться, что мысль о небесном мире духов, в котором заключаются невидимые начала настоящего и будущего, была близкою верующему иудею первого века.

Таким образом, в еврейском мессианизме заключалось основание не для одной «адоптианской» {26} христологии иудействующих сект, но и для гностическойхристологии, которая видела в Мессии особенное небесное существо, особый эон. В евангелии от Иоанна мы также имеем учение о предвечном бытии Сына Божия. Но там оно имеет иное происхождение, иной смысл и постольку требует иного, нового понятия для своего выражения: оно не есть результат попытки проникнуть в тайны загробного мира с целью увериться в наличности спасения, в действительности грядущего мессианического царства. В христианстве учение о предсуществовании «Сына» вытекает из веры в Божество, в божественность Христа, и

–  337  –

евангелист указывает источник этой веры в самосознании самого Христа, в Его сознании своего совершенства и вечного единства с Отцом. Ничего подобного в еврейской апокалиптике не было и не могло быть. Отсюда становится понятным, что учение о вечности Сына стало правилом веры христианской, между тем как в еврейской апокалиптике признание предсуществующего Мессии могло быть только исключением. Для того чтобы уразуметь исторически христианскую идею богочеловечества, чтобы понять религию Богочеловека, нужно обратиться к богосознанию пророков, а не к апокалиптическому учению книжников.

–  338  –

Глава IV. Начатки гностицизма