Докетические представления о Христе, которые столь ярко обрисовываются, напр., в недавно изданных Деяниях апостола Иоанна[535], всецело объясняются нам еврейской пневматологией. Совершенно аналогичным образом являются ангелы на земле – как существа чувственно–сверхчувственные, с призрачными телами, которые могут видоизменяться по произволу[536]. Хотя ангелы, как мы уже видели, способны предаваться чувственным наслаждениям или испытывать физические мучения в пламени адском, некоторые стороны чувственной жизни им недоступны: будучи бесплотны, они не могут есть и не едят

–  381  –

даже тогда, когда это кажется людям[537], – как это учили докеты и относительно Христа, который, по мнению Климента Александрийского, не нуждался в пище, но ел исключительно в опровержение докетизма[538]. В завете Авраама (гл. 4) рассказывается о затруднительном положении архистратига Михаила ввиду предложенной ему пищи: он выходит под благовидным предлогом – ὡς δῆϑεν γαστὸς χρεία ὕδατος χύσιν ποιῆσαι {33} – и возносится во мгновение ока просить совета у Бога, который посылает ему на помощь «всепожирающий дух» (πνεῦμα πάμφαγον), долженствующий уничтожить пищу. Точно так же смерти и тлению тела ангелов, очевидно, недоступны.

Может ли ангел воплощаться в человеческом теле, входить в него, рождаться в нем? Ориген в своем толковании на Евангелие от Иоанна приводит пространную выдержку из еврейского апокрифа под названием «Молитва Иосифа»[539], согласно которому души праотцев превосходят прочие человеческие души, будучи ангелами, сошедшими в человеческое естество. Иаков говорит, что он ангел Божий и «начальный дух» (πνεῦμα ἀρχικόν) и что Авраам и Исаак были сотворены ранее всех тварей. Люди именуют его Иаковом, а Бог называет его Израилем, мужем, видящим Бога, ибо он есть первородный из всех живых созданий (ὅτι ἐγὼ πρωτόγονος παντός ξώου ξωουμένου ὑπὸ ϑεοῦ) {34}. Он повествует, далее, о своей борьбе и состязании с Уриилом. «Когда я шел из Месопотамии сирийской, – говорит он, – вышел Уриил, ангел Божий,

–  382  –

и сказал, что я сошел на землю и поселился среди людей (κατεσκήνωσα ὲν ἀνϑρώποις)[540] и что я называюсь именем Иаков; он возревновал и стал со мною биться и боролся со мною, говоря, что имя его превосходит мое имя и имя всякого ангела. А я сказал ему имя его и сказал ему, какое место занимает он в числе сынов Божиих: не ты ли Уриил, восьмой по мне, а я Израиль, архангел силы Господней и тысяченачальник в силах Божиих? Не я ли Израиль, первый служитель пред лицом Божиим?..» Любопытно, что из этого писания, к которому Ориген рекомендует относиться с должным почтением (γραφὴ οὐκ εὐκαταφρόνητος), он объясняет, почему Иаков был избран Богом еще до своего рождения[541]. И вместе с тем он находит в нем объяснение пророчества о Иоанне Предтече («вот Я пошлю ангела Моего пред лицом Моим…» Мал. 3, 1): Иоанн, по мнению Оригена, мог действительно быть ангелом.

Представление о том, что праотцы и Израиль были созданы до начала мира, встречается неоднократно в талмудической литературе: самый мир был создан ради праотцев и ради Израиля[542]. Отдельные праотцы представляются особенными небесными существами. Они помещаются в раю и принимают праведных на свое лоно[543]; подобно ангелам, им приписываются разнообразные специальные функции, а следовательно, они могут иметь и специальное значение для верующих, призывающих их имена. Вопрос о том, спасается ли человек их представительством, оправдывается ли он их заслугами, как известно, служил предметом оживленных споров: одни отрицали возможность такого оправдания (Тайны Ен. 13, 105; IV кн. Ездры, 7, 102–115); другие, наоборот, признавали его (Филон, 2 Макк. 15, 14, Сивилл. II 330–333) и даже полагали, что самое почитание и поминание имени

–  383  –

праотцев может быть спасительным и обеспечивать человеку царство небесное[544].

Мы не можем перечислять здесь все различные предания о праотцах, указывающие на особое положение их в небесной иерархии, и мы ограничимся лишь древнейшими примерами. В Завете Авраама Авель является в роли Сына Человеческого, судии мертвых. «Я не сужу вас, говорит Господь, но всякий человек человеком судим будет» (Texts and Studies, 1, 2, 42). По другой рецензии (В) прокурором на этом суде служит Енох, «учитель неба и земли и книжник праведности», записывающий все грехи людские и свидетельствующий о делах их. Обе наши книги Еноха вполне согласуются с таким представлением[545]. Енох – обличитель ангелов, великий писарь Божий; его место уготовано на вышнем небе, и в палестинских таргумах он отожествляется с самим Метатроном, верховным ангелом лица Божия[546].

Другие праотцы тоже приближаются к ангелам, как сверхъестественные, небесные существа. Таков Ной в «ноахических» фрагментах книги Еноха и Мельхиседек в «мельхиседекианской» части «Тайн Еноха». Считаем нужным оговориться, что в этих «ноахических» и «мельхиседекианских» текстах мы решительно отказываемся видеть следы каких‑либо позднейших гностических влияний. И здесь и там мы имеем дело с чисто еврейской традиционной легендой (хаггада). Отец Ноя Ламех испуган его рождением, ибо дитя подобно ангелу или сыну ангелов: очи его подобны лучам солнечным, его тело белее снега и алее розы, волосы белы, как шерсть, и тотчас по своем рождении он начинает славить Творца[547]. Еще чудеснее рождение Мельхиседека. По вознесении Еноха первосвященство принял Мефусалам, который, умирая, облек в