==496

мых качеств тел. Что же уполномочивает нас непосредственно признавать их объективность? Что свидетельствует в нас непосредственно об этом реальном и всеобщем существовании вещей и их универсальных свойств и качеств? — Общее сознание, в котором я непосредственно воспринимаю вселенское согласие. Во мне есть этот sensus communis, sens commun, тот смысл, показания которого непогрешимы для меня и для всех, потому что он есть свидетельство всех в совокупности.

Не во всем, однако, соборное сознание действительно; во многом, как, например, в большинстве метафизических вопросов, оно только возможно. Но сознание как таковое имеет в себе всегда основную соборность, частью осуществленную, частью же неосуществленную, скрытую или задержанную. Формально наше сознание всеобще; реально, по своему индивидуальному частному содержанию, оно ограниченно. Отсюда — возможность противоречия, индивидуальных заблуждений. Поскольку же внутренняя метафизическая соборность сознания осуществляется мыслью и словом, становится реальной, мы познаем вещи истинно, объективно, всеобщим и необходимым образом, и познание наше становится внешним образом авторитетным. Позитивность опыта, т. е. восприятие самобытной, независимой от нас реальности, и возможная логичность знания предполагают коренную, существенную соборность сознания, ибо все логические функции, направленные на познание реального и общего, превышали бы компетенцию индивидуальной личности, если бы она не заключала в себе сверхличного начала.

Каждое слово наше доказывает факт коллективного сознания, предполагая его. Без слова никогда не мыс. шт человек, и только в форме слова мысль его объективно обобщается. Словами мы отвлекаем, образуем, определяем логические, универсальные понятия; словами же обособляем и закрепляем, индивидуализируем наши представления. И вместе слово есть воплощение соборного сознания, ибо не было бы слов, если бы они были непонятны и невнятны для других, если бы незачем и не с кем было говорить. Слово предполагает органическую способность взаимного понимания, родовое психологическое единство; и вместе оно предполагает говорящих и внимающих людей. Посредством слова я мыслю в других, как в себе, и в себе, как в других, откуда оно есть существенная объе–ктивная форма мышления. Слово предполагает врожденную способность речи, общую всем нормальным индивидам человече-

==497

ского рода. И вместе оно предполагает действительное общение с говорящими людьми. Для того чтобы овладеть словом и рассудком, человек должен быть воспитан людьми. С одними врожденными способностями, имея язык и разум, он никогда не выучился бы говорить и думать. Ибо органическая соборность человеческого сознания предполагает не только родовое единство, но и личное живое общение между людьми, — и не только род и индивид, но особое сверхличное начало, в котором примиряется родовое с индивидуальным.

Таково предварительное понятие о природе сознания, которое нам предстоит подробно развить и доказать, рассмотрев его различные последствия. Мы имеем одну общую вселенную, одну правду, одну красоту. Мы все знаем одним общим здравым смыслом, верим одной вселенской и непоколебимой верой, что есть реальный мир в пространстве и времени — совершенно независимый от нас. Мы знаем и верим в глубине нашего существа, что есть одна правда, один закон, который все должны признать, одна красота, которую все должны видеть. Без этого нечему было бы учить и учиться, не о чем спорить и не с чем соглашаться; без этого не было бы нравственной проповеди и художественного творчества. Истина, добро, красота не суть продукты внешнего эмпирического соглашения и недосягаемы индивидуальному уму как таковому; они не суть также идеи какого то абсолютного, трансцендентального я, отличного от всех живых человеческих личностей, и были бы совершенно непознаваемы в этом едином абстрактном субъекте. Сознание не может быть ни безличным, ни единоличным, ибо оно более чем лично, будучи соборным. Истина, добро и красота сознаются объективно, осуществляются постепенно лишь в этом живом, соборном сознании человечества. Оно имеет свои метафизические условия. Но прежде чем их исследовать, надо прочно установить самый факт коллективного сознания. С этою целью мы сначала предпринимаем здесь анализ тех учений, которые рассматривали сознание как личную функцию, дабы критически обосновать наш принцип и выяснить его с возможною точностью.

Три упомянутых направления новой философии — мистицизм, рационализм и эмпиризм — вначале не обособлялись друг от друга. В итальянской философии эпохи

==498

Возрождения все три перемешиваются между собою в общем брожении, объединяясь в борьбе со схоластикой, с общим врагом своим. Но по мере того как эмансипация мысли завершается и римский католицизм, породивший схоластику, вытесняется новыми протестантскими учениями, враждебными самому принципу католицизма, новая философия распадается; германская мысль погружается в мистику и теософию, эмпиризм зарождается в Англии, рационализм — во Франции. Эти три философии расходятся между собою, и каждая стремится подкопать основание двух других. Мистицизм не подчиняется опыту и рассудку, думая постигнуть Бога и природу помимо их, непосредственным откровением. Эмпиризм протестует против мистики и метафизических умозрений. Рационализм стремится понять действительность из чистых понятий, дедуцировать из них a priori Бога и природу, дойти до всего чистой мыслью помимо опыта и откровения.

Германский мистицизм распался на два течения: одно, безусловно враждебное всякой философии, признало истину совершенно недоступной человеческому уму и породило пиетизм, мистику чувства 12. Другое, умозрительное, вступило в союз с рационализмом и породило вместе с ним учение гностиков нашего века — немецкий идеализм. Таким образом, если считать этот союз окончательным, на поло брани остались два противника — метафизический идеализм и позитивный эмпиризм. Удастся ли немецком философии поглотить в себя эмпиризм или английскому эмпиризму разрушить метафизику — покажет время. Во всяком случае коренное раздвоение опыта и умозрения является фактом ненормальным, указывающим на некоторое основное заблуждение. Рассмотрим теперь, каким образом обе великие философии Европы относятся к занимающему наг вопросу о природе сознания; исследуя его историю, мы поймем и причину их раздвоения. Мы начнем с психологии эмпиризма.

2. КРИТИКА ЭМПИРИЧЕСКОГО УЧЕНИЯ О СОЗНАНИИ

Английская психология имеет бесспорные заслуги, которые нельзя отрицать. Она поставила своею целью эмпирическое исследование душевных явлений и в течение нескольких веков упорно отстаивала свою скромную область от ложной метафизики всякого рода. Ее полемика против «врожденных понятий», против различных фиктив-