вещей?

Но прежде наполни мне эту грудь светом.

Я — пепел, тень, ничто: но когда наполнишь меня светом,

Я стану сущим и вещью, а не пеплом, тенью, нпчем.

Освободи меня от всего, от любви к бездейственной земле.

Так будет мпр! И ты сделаешь это под сиянием твоего

света.

Дай мне побольше этого света, дай мне презирать смерть;

Дай мне желать смерти, дай мне любить смерть!

О призрачном удовольствии[102]

Если легкая тень тебя укрывает, стоит ей исчезнуть,

тебя опалит зной.

Если же дом тебя укрывает, найдешь в нем покой

и ночью, и днем.

Такова же телесная сладость. То чувствуешь сладость

меда,

Но скоро она, как тень, убегает, наполняя грудь горькой

желчью.

О! беги, беги, любезный богу человек, от приманки: в ней

скрыт крючок.

Приманка скрывается быстро, но в ней остается жадный

крючок.

Но не такова добродетель: она делает душу мужественной;

Сначала она тягостнее желчи, а затем нравится.

Так же бывает, когда ты неохотно принимаешь горькое

лекарство,

Однако после каждый род пищи тебе становится приятен.

И кто не хочет уступить лпхорадке, располагающей

ко сну,

У того скоро возвращается радость здоровья.

Кто вынес зиму от начала до конца, у того придет

приятпая весна.

У кого сначала дождь, у тех затем наступает туман.

Бог везде справедлив, умеряя все вещи.

Нет ничего чистого: бог все смешал.

Ибо горькое покрывается сверху сладким.

Что начинается сладким, будет иметь горький конец.

Напротив, сладость предполагает муравьиный труд.

Сладкое вкусит позднее тот, кто в силах поглотить

неприятное.

И слабые сердца в силах начать сладким,

Но только у превосходных людей сладким венчается труд.