Лонгин. Все.

Афанаспй. Где ж твой новый мпр?

Лонгин. Везде.

Афанасий. Как же старый мпр совместишь с новым?

Лонгин. Так, как тень с ее деревом. Взгляни на сию живую и б. чагосеннолиственную яблоню.

Афанасий. Яблоня поднялась вверх, а тень протянулась по долу. Тень на ином, а яблоня на ином месте. Тут дело ипое.

JI о н г н н. Крайняя ведь часть тени лежит на земле, но начало и основание ее есть с яблонею вместе, и она никогда не бывает ни больше ни меньше яблони своей. Кратко сказать, тень яблоням меститься не мешает.

Афанасий. Вот так разве скажи: «Тень яблоням меститься не мешает».

JI о н г п н. Да я же так п сказываю.

Афанасий. Тень яблоне меститься не мешает.

JI о н г и н. Конечно.

Афанасий. Итак, ветхий мир есть тень нового?

JI о н г п н. Думаю и верую. А если совершенно уразумею, что так есть сие, тогда увижу его и, любя, возлюблю его в господе, а господа в мире его.

Афанасий. Ах! Бедненькие мы с нашим миром. Мир наш, век наш и человек наш есть то тень одна. Но почему мир наш есть тень?

JI о н г и н. Спрошу и я тебя. Почему тень есть тень?

Афанасий. Потому что проходит и не постоянст- вует.

JI о н г п н. Как же она проходит?

Афанасий. Когда солнце заходит, тогда тень исчезает, а тем скорее, чем больше простирается. Вчера была одна, днесь другая, завтра третья привидится. То рождается, то исчезает. А родившись, не стоит твердо, но от сего к тому месту уклоняется. Вопреки же яблоня лет сто стоит неподвижна.

JI о н г и н. Вот еще почему тень есть безделица! Она не есть дело, но некоею только иконою его является и придерживается его. Воззри же ныне тленным твоим оком на бездельную тень тленного твоего мира и воспой с Давидом: «Дни наши, как сень на земле, и нет постоянства». Он непрестанно переменяется. То рождается, то исчезает, то убывает, то уклоняется. Не многие ли тысячи теней ее в яблоне? Так тысяча нашпх лет в едином дне господнем сокрываются. Мир господен и день господен есть то древо жизни. А наш дряхлый, тенный и тленный мир есть то древо смерти. Оно глупомудрым сердцам видится добром, по естеству же своему есть лукавое. «И прикрыла их сень смертная».

Мир наш есть риза, а господен — тело. Небо наше есть тень, а господнее — твердь. Земля наша — ад, смерть, а господняя — рай, воскресение. Век наш есть то ложь, мечта, суета, пар, ничто, а пстпна господня пребывает вовеки. Век наш есть то различие и разноформпе тени, сечение песка, увядание цвета. Век же господен есть единство, тождество, адамант. День наш есть то же, что вечер, ночь, луна. День господен есть то вечное утро, свет неприступный, незаходпмое солнце. «Господь близ». «Придет же день господен, как тать в ночи, в тот же день небеса с шумом мимо пройдут, стихии же сжигаемые, разорятся». А как мир наш и век зол, так и человек наш лукав. «Первый человек от земли тленный».

Афанасий. Таковых‑то, думаю, 1000 в одном человеке, стоящем перед господом, а один божий человек в тысяче наших.