Яков. А я желал бы в душе моей иметь столь твердую крепость, дабы ничто ее поколебать п опрокинуть не могло.

Ермолай. А мне дай живую радость и радостную живность — сего сокровища ни за что не променяю.

Лонгин. Сии троих вас желания по существу своему есть одно. Может ли быть яблоня жива и весела, если корень нездоровый? А здоровый корень есть то крепкая душа и мирное сердце. Здоровый корень рассыпает по всем ветвям влагу и оживляет их, а сердце мирное, жизненною влагою наполненное, печатает следы своп по наружностям: «Идет, как дерево, насаженное при исходи- щах вод».

Григорий. Не утерпел ты, чтоб не приложить библейского алмаза; на ж и сие: «На воде спокойной воспитал меня».

Лонгин. Вот же вам верхушка и цветок всего жития вашего, внутренний мир, сердечное веселие, душевная крепость. Сюда направляйте всех вашпх дел течение.

Вот край, гавань и конец. Отрезай все, что‑либо сей пристани противное. Всякое слово, всякое дело к сему концу да способствует. Сей край да будет всем мыслям и всем твоим желаниям. Сколь многпе по телу здоровы, сыты, одеты и спокойны, но я не сей мир хвалю — сей мир мирской, он всем знатен и всех обманывает. Вот мир! — в упокоении мыслей, обрадованпп сердца, оживот- ворении души. Вот мир! Вот счастия недро! Сей‑то мир отворяет мыслям твоим храм покоя, одевает душу твою одеждою веселия, насыщает пшеничной мукой п утверждает сердце. «О мпр! — воппет Григорий Богослов  [333], — ты божий, а бог твой».

Афанасий. О нем‑то, думаю, говорит Павел: «Мир божий да водворяется в сердцах ваших».

Лонгин. Да.

Афанасий. Его‑то благовествуют красивые ноги апостольские и чистые ногп.

Лонги н. Да.

Афанасий. Его‑то, умирая, оставляет ученпкам своим Христос?

Л о н г и н. Да.

Афанасий. А как его оставил им, так на земле совсем отделался?

Л о п г п н. Совсем.

Афанасий. Да можно ль всем достать его?

Л о н г н н. Можно всем.

А ф а и а с п й. Где ж его можно достать?

Л о п г п п. Везде.

Афанаспй. Когда?

Л о н г п н. Всегда.

Афанаспй. Для чего ж пе все пмеют?

Л о п г п н. Для того, что иметь не желают!

Афанаспй. Если можпо всем его достать, почему же Павел называет всяк ум или понятие превосходящим?

Л о н г и н. Потому что ппкто не удостаивает принять его в рассужденпе и подумать о нем. Без охоты все тяжело, и самое легкое. Если все сыновья отца оставили и, бросив дом, отдалися в математику, в навигацию, в физику, можно справедливо сказать, что таковым головам и в мысль не прпходпт хлебопашество. Однак земледельство вдесятеро лучше тех крученых наук, потому что для всех нужнее. Сей мпр, будто неоцененное сокровище, в доме нашем внутрп нас сампх зарыто. Можно сказать, что оное бродягам и бездомкам на ум не всходит, расточившим сердце свое по пустым посторонностям. Однак оное далеко сыскать легче, нежели гонпться и собирать пустошь по околицам. Разве ты не слыхал, что сыновья века сего мудрее, нежели сыны ныне?

Афанаспй. Так что ж?

Л о н г п п. Так то ж, что хотя онп и дураки, да сыскивают свое.

Афанасий. Что ж далее?

JI о н г п п. То далее, что оно не трудно, когда добрые люди, хоть непроворны и ленивы, одпако находят.