Ермолай. А где она находит сие безначальное начало и вышнее естество?

Григорий. Если прежде не сыщет внутри себя, без пользы искать будет в других местах. Но сие дело есть совершенных сердцем, а нам должно обучаться букварю сей преблагословенной субботы или покоя.

Ермолай. Победить апокалиптического змия и страшного того зубами зверя, который у пророка Даниила все–на–все пожирает, остаток ногами попирая, есть дело тех героев, которых бог в «Книге Чисел» велит Мой- сею вписать в нетленный свой список для войны, минуя жен и детей, не могущих умножить число святых божипх мужей, не от крови, не от похоти плотской, не от похоти мужской, но от бога рожденных, как написано: «Не соберу соборов их от кровей…» Те одни почивают с богом от всех дел своих, а для нас, немощных, и той благодати божией довольно, если можем дать баталию с маленькими бесиками: часто один крошечный душок демонский страшный бунт и горький мятеж, как пожар душу жгущий взбуряет в сердце  [339].

Григорий. Надобно храбро стоять и не уступать места дьяволу: противитесь — и бежит от вас. Стыдно быть столь женою и младенцем, чтоб не устоять нам против одного бездельного наездника^ а хотя и против маленькой партии. Боже мой! Какое в нас нерадение о снискании и о хранении драгоценнейшего небес и земли сердечного мира? О нем одном должен человек и мыслить в уедпненпп, п разговаривать в обращениях, сидя в доме, идя путем, п ложась, и вставая. Но мы когда о нем думаем? Не все ли разговоры нашп одни враки и бесовские ветры? Ах, если мы самих себя не узнали, забыв нерукот- воренный дом наш и главу его — душу нашу и главу ее — богообразный рай мира! Имеем же за то изрядное награждение: трудно нз тысячи найти одно сердце, чтоб оно не было занято гарнизоном нескольких эскадронов бесовских.

II поскольку не обучаемся с Аввакумом стоять на божественной сей страже и продолжать всеполезнейшую сию войну; затем сделалися в корень нерадивы, глухи, глупы, пугливы, неискусны, и вовсе борцы расслабленные на то, чтоб и сама великая к нам мплость божия, но нами не понимаемая, так сердцем нашим колотила, как волк овцами. Один, например, беспокоится тем, что не в знатном доме, не с пригожим родился лицом и не нежно воспитан; другой тужит, что хотя идет путем невинного жития, однак многие, как знатные, так и подлые, ненавидят его и хулят, называя отчаянным, негодным, лицемером; третий кручинится, что не получил звания или места, которое б могло ему поставить стол, пз десяти блюд состоящий, а теперь только что по шестп блюд кушать изволит; четвертый мучптся, каким бы образом не лишиться (правда, что мучительного), но притом и прибыльного звания, дабы в праздности не умереть от скуки, не рассуждая, что нет полезнее и важнее, как богомудро управлять внешнею, домашнею п внутреннею, душевною экономиею, то есть узнать себя и сделать порядок в сердце своем; пятый терзается, что, чувствуя в себе способность к услуге обществу, не может за множеством кандидатов продраться к принятию должности, будто одни чиновные имеют случай быть добродетельными и будто услуга разнится от доброго дела, а доброе дело от добродетели; шестой тревожится, что начала предъявляться в его волосах седина, что приближается час от часу с ужаспою армпею немилосердная старость, что с другим корпусом за ним следует непобедимая смерть, что начинает ослабевать все тело, притупляются глаза и зубы, не в силах уже танцевать, не столько много и вкусно пить и есть ц прочее…

Но можно ли счесть несчетные тьмы нечистых духов и черных воронов, или (с Павлом сказать)

Случилось мне в неподлой компании не без удачи быть участником разговора. Радовался я тем, но радость моя вдруг исчезла: две персоны начали хитро ругать и осмеивать меня, вкп- дая в разговор такие алмазные слова, которые тайно изображали подлый мой род и низкое состояние и телесное безобразие. Стыдно мне вспомнить, сколько затревожилось сердце мое, а больше, что сего от них не чаял; в силу я по долгом размышлении возвратил мой покой, вспомнив, что они бабины сыны.

Афанасий. Что се значит?

Григорий. Баба покупала горшки, амуры молодых лет еще и тогда ей отрыгались. «А что за сей хорошенький?..» «За тот дай хоть три полушки», — отвечал горшечник… «А за того гнусного (вот он), конечно, полушка?» «За тот ниже двух копеек не возьму». «Что за чудо?» «У нас, бабка, — сказал мастер, — не глазами выбирают, мы испытываем, чисто ли звенит». Баба хотя была не подлого вкуса, однак не могла отвечать, а только сказала, что она и сама давно сие знала, да вздумать не могла  [340].

Афанасий. Сии люди, имея с собою одинаковый вкус, совершенно доказывают, что они плод райской сей яблони.

Яков. Законное житие, твердый разум, великодушное и милосердное сердце есть то чистый звон почтенной персоны.

Григорий. Видите, друзья мои, сколько мы отродились от предков своих? Самое подлое бабское мненьице может поколотить сердце наше.

Ермолай. Не погневайся — и сам Петр испугался бабы: «Беседа выдает тебя, что ты галилеянин».

JI о н г п н. Но такое ли сердце было у древних предков? Кто может без ужаса вспомнить Иова? Однако со всем тем пишется: «И не дал Иов безумия богу…» Внимай, что ппшет Лука о первых христианах: «Выла в них одна душа и одно сердце…» А что ж то? Какое у них было сердце? Кроме согласной их любви, вот какое: «Они же радовались, потому что за имя господа Иисуса сподобились принять бесчестие…» Но вот еще геройское сердце: «Хулимые утешаемся…»«Радуюся в страданиях моих…» Кто может без удивления прочесть ту часть его письма, которое читается в день торжества его? Она есть зрелпще прекраснейших чудес, пленяющих сердечное око. Великое чудо! Что других приводит в горчайшее смущение, то Павла веселит, дышащего душою, здоровому желудку подобною, который самую грубейшую и твердейшую пищу в пользу варит. Не се ли иметь сердце алмазное? Тягчайший удар все прочее сокрушает, а его утверждает. О мир! Ты божий, а бог твой! Сие‑то значит истинное счастие —. получить сердце, адамантовыми стенами огражденное, и сказать: «Сила божия с нами: мир имеем к богу…»