А меня от любви к тебе не отвлечет никакая старость. Хотя б достиг я возраста Тифона или Нестора…[835]

Что отвратительнее любви вульгарной, то есть ложной, и, наоборот, что божественнее любви христианской, то есть истинной? Что такое христианская религия, как не истинная и совершенная дружба? Разве Христос не установил как свою характера  [836] взаимную любовь? Разве не любовь все скрепляет, строит, создает, подобно тому как вражда разрушает? Разве бог не называется а^ащ  [837] у любимейшего его ученика Иоанна? Разве не мертва душа, лишенная истинной любви, то есть бога? Разве все дары, даже сами ангельские речи, не ничто без любви? Что дает основание? Любовь. Что творит? Любовь. Что сохраняет? Любовь, любовь. Что услаждает? Любовь, любовь, начало, середина и конец а ха! ш  [838].

Заключу кратко: от тебя начало, у тебя же и конец. Но зовет греческий колокол. Будь здоров, дражайший Михаил! Твой грек мною очень любезно принят.

32 Твой Григорий Саввич

[Вторая половина февраля 1763 г.]

/^«И, сев, учил на берегу»/' и т. д. «с корабля». Плавает в гавани тот, чья жизнь лишена суеты, Кто далек от забот и честолюбия.

Кто осторожно вверяет себя волнам этого мира, Тот плавает в гавани, и челн его в безопасности. Но тот, кто обращает паруса в глубокое море, — Какой страх сжимает дыхание! Какое волнение

бросает его! Четырежды счастлив, никогда не выходивший

в открытое море, Если тебе нравится ученый покой, спокойная муза. О божественный покой! О еще не познанные

божественные Дары! Твою ценность посредством разума узнают. О, держись гавани, презирай дары толпы! Отдавшись морю, перестанешь принадлежать себе. Что тебе до забот? Заботы — жесткие терния. Они заглушают священные слова божии; II не сеет их Христос, и пе проповедует в море. Он плавает в гавани: здесь, здесь он учит свопх.

Дражайший Михаил!

Я долго размышлял, какие стихи тебе послать. Однако последние показались несколько лучшими не по какой‑то другой причине, а потому, что легче вылились. Но что мне сказать о твоем письме, более сладостном, чем сама амброзия  [839]. Пусть бы меня так любил бог… Однако я боюсь в глаза тебя хвалить. Будь здоров, дражайшая душа, и почитай добродетель.

Твой Григорий

[Конец февраля — начало марта 1763 г.]

Мир тебе, мой брат!

Я написал это вчера в расстроенном и рассеянном состоянии, и притом очень быстро. Не удивительно, что написанное тебя не удовлетворило, особенно если принять во внимание значительную трудность твоего тсрбрХтдл^а [840]. Я признаю твои дарования и твое усердие в науках, а также добродетель и очень радуюсь. Ну, попробуем, не можем ли мы решить вопрос, если Христос ниспошлет нам вдохновение.

Однако в большом деле достаточно и желать.

Неужели, говоришь ты, и в добродетели сохраняется умеренность? Если это не так, то в старании мера не является необходимой. Если так, то почему один превосходит другого в добродетели? Таковы твои мысли. Но прежде всего следует знать, что существует два класса ревнителей добродетели: один класс совершенных, другой — новичков, или, как Павел говорит, младенцев.

Отсюда можно сделать вывод, что существует два рода добродетелей: один род, охватывающий то, что называется добродетелями в собственном смысле, к которым, как к цели, относятся другие добродетели. Эти последние и составляют второй род. Но совершенные, или мужи — viri — отсюда добродетель получает свое название virtus — занимают самый замок, или твердыню, добродетели; там нет никакой меры, так как нет и насыщения; отсюда получается, что один имеет преимущество перед другим, ибо и в замке имеются степени восхождения, и, чем больше кто- либо превосходит другого, тем больше пользы он приносит человеческому роду и становится более подобным богу, которого благость не имеет ни конца, ни меры, ни числа.

Отсюда у Павла, если не ошибаюсь, насчитывается пять классов избранных, а именно в отношении заслуг. Ведь чем кто более чужд всему земному, тем ближе он к небесному и к самому источнику света. Сюда относится тот Давидов стих, который я часто пою: /«Как ио высоте небесной от земли утвердил»,/ и проч. Добродетели в собственном смысле — это те, господином которых является сам Ь wv  [841]или Ого-  [842]. Таковы: вера, надежда и величайшая из всех и конца не имеющая любовь. Ибо аитб; -pp о frsos [843] называется а^Апт,  [844]. Все они бесконечно созидают. Свойство веры — замечать или понимать, а чем более кто замечает, тем более надеется, а чем более надеется, тем пламеннее любит; в радости творит добро насколько возможно широко, без какого‑либо предела и меры. О, если бы ты, моя душа, могла когда‑нибудь достигнуть этого кремля! О, сколь малому числу удается приблизиться к этому Коринфу  [845]! Хочешь ли достигнуть? Для этого нужны основания, которые вы называете средствами. Какие же средства? Они следующие: знание греческой и римской литературы, которое дается ночными занятиями (я называю тебе уже средство средства), бегство от толпы и мирских дел, презрение богатства, пост и воздержание, короче, пренебрежение к плоти, дабы приобрести дух. Таковы же, наконец, и обычные добродетели, присущие даже непорядочным людям. В них следует соблюдать меру, дабы достигнуть тех, в которых не соблюдается никакой меры. Иначе, если ты в одну ночь из‑за неумеренных бдений повредишь глаза и легкие, как ты после этого будешь в состоянии читать или беседовать со святыми? Каким путем ты от них узнаешь о боге? Вера видит бога и сама божественна; чтобы ее достигнуть, сохраняй меру в бдениях и трудах и, приобретая духовное, берегись, как бы не убить плотское, когда это плотское может тебя привести к лучшему. Разве не глупо поступает тот, кто, начиная долгий путь, в ходьбе не соблюдает меры? Несомненно, этот не дойдет до Иерусалима: болезнь или даже смерть прервет его путешествие. Поэтому смотри, чтобы твое рвение, не знающее меры, не ввергло тебя в беду. Ах, не хочется предвещать дурное. Ты, мой Михаил, заслуживаешь самой благоприятной судьбы. Ты избегаешь толпы? Сохраняй меру и в этом. Разве не глупец тот, кто избегает людей так, что совершенно ни с кем никогда не говорит? Безумец такой человек, а не святой. Смотри, с кем ты говоришь и общаешься. Ты постишься? Разве не покажется тебе поврежденным в уме тот, кто совсем ничего не уделяет телу или представляет ему лишь что‑либо ядовитое? Сокращай излишнюю пищу, дабы не проявлял своей необузданности осленок, то есть плоть; с другой стороны, не убивай его голодом, дабы он мог нести седока. Таковы те прекрасные вещи, которые без меры становятся весьма дурными. В таком возрасте, как твой, бывают такие, которые чрезмерно предаются вину, и такие, которые чрезмерно увлекаются лошадьми и собаками или роскошным образом жизни. Бывают, напротив, такие, которые ведут слишком суровую жизнь. Отсюда это прекраснейшее и божественное правило: pir^ev oqav [846]. Напиши в ответном письме, каково твое мнение, чтобы я знал, нравится ли тебе это. О, если бы Христос, который обещал присутствовать всюду, где двое соберутся во имя его, удостоил принять участие в нашей бщХ'а  [847]. В противном случае, без него, все напрасно.