Из Гусинского леса, 1782 года, октября 3–го дня[1076]

Honorande mihi in Christo pater!

Pax tibi in Domino nostro!

Lateo in cremo, duco ostam pie.

Dominus mens mihi est xai tj тсетра, tj eXul; xal 6 epic [1077].

Он меня не оставляет во время старости, когда оскудевать немощам моим; он меня защищает от отчаяния; укрепляет к целомудрию; ограждает необоримою стеною против всех прилогов дьявольских. Я никому не завидую; никого не ненавижу; всем друг, и для моего сердца нет неприятеля во Вселенной! Не сие ли есть оный исаиевский мир и веселие? «На горе сей изопьют радость, изопьют вино…» «Всякая плоть есть юдоль и плачь и ложь…» Что же есть твердое? «Посреди вас стоит…» Стоит, сиречь незыблемая гавань. Сей един свят. Тот есть твердь, кифа, петра, адамантова гавань, материя, земля, твердь и град апокалиптический. Не сие ли есть оная земля, посреди воды поставленная божиим словом? Не сей ли есть новый мир, рай? Не здесь ли почивает Израиль, перешедший море? Ей, там взошли все колена. Не на сей ли петре и скале‑то водворяется Ноева голубица? «Полечу и почию…» Очи твои, как голубиные? Не на сей ли кифе утверждается вся церковь, презревшая с голубицей плоть свою и кровь и прозревшая оную гавань? «Царя со славою узрите, и очи ваши узрят землю издалека». Не сия ли земля и царь глаголет: «Маловер, зачем усомнился ты? Блажен ты, Симон, сын голубицы Ноевой». Не то же ли есть кровь, плоть, вода, непостоянность, ложь, и огонь, и погибель? Не то же ли есть ад и смерть? Не царствие ли внутри непостоянности нашей стоит? Не сие ли истина и кпфа? Не кифа ли гора оная, на которой со Израилем пьет радость оную: «Радости вашей никто не отнимет от вас». И вино оное: «Пока пью я новое вино в царствии небесном?» А кто пьет? Твой сын, Григорий Сковорода, упивается от тука дома божия, найдя внутри себя с Соломоном сот вечности, и услаждается с отцом своим Лотом оным: «Нард мой даст благовоние свое». «Сердце мое есть сердце твое». «Да и те в нас единых будут». Услаждается и вас поминает, пребывая вам всенижайшим вовеки слугою

Григорий Сковорода

Из Маначпновкп, 1785 года, октября 3–го дня

Возлюбленный во Христе брат Яков!

Да будет с тобой мир, который выше всякого разума!

Прости, если я чем‑то обидел тебя, пребывая среди вас. Ты знаешь, что я вспыльчивый, но ты также знаешь, что я от природы склонен к гуманности и незлобивости, которые единственные утверждают человека. Хороший, то есть истинный, человек всегда выносит доброе из доброго сердечного сокровища. И все же большинство моих друзей такие, что норовят со своей стороны раздражать меня, когда я стремлюсь предупредить какие‑нибудь их неразумные поступки; при этом они не принимают во внимание, что я, делая это, руководился доброжелательством. Ибо действительно человеческое сердце и разум никак не могут желать зла людям. И я тоже, когда рассержен или в плохом настроении, поступаю так, не желая зла. Но те, кто считает, что мне несвойственна кротость души, ошибаются или противоречат истине. Ибо, как лекарство не всегда приятно, так и истина часто бывает неприятной. И нет таких [людей], которые бы всегда полезное сочетали с приятным. Но забудем взаимные обиды и вернемся к всепрощению. / Друг друга тяготы нося…

Письмодателя сего примите благоутробно, несмотря что мелочный, но друг и человек. Если что имеете передать ко мне, можете через него верно. Что? Не пишет ничего Ми- хайло ко мне? Нет ли очков, или письма ко мне, или чего?.. О словаре не тужите. Письмо мое к Василию Павловичу при поклоне моем отцу Сильвестру дает знать, что словарь у меня жив есть. Я тебя–уволил от обязанности, которую ты дал мне относительно словаря, чтобы не примножать твоих забот.

Отцу Василию, отцу Евстафию, отцу Гуслисте от меня лобызание искреннее. О Наеман, Наеман! И тебя, друг мой, тут же духом истины лобызаю. Да утешит всех нас господь бог наш миром и любовью, да пребудете вы мне и я вам вовеки искренним почитателем и другом.