Григорий Сковорода

105

К Артему Дорофеевнчу [Карпову][1144]

Из Гусинской пустыни, Полтавской губернии, Прилуцкого уезда, 1779, февраля 19

Любезный государь Артем Дорофеевич!

Радуйтесь и веселитесь!

Ангел мой хранитель ныне со мною веселится пустынею. Я к ней рожден. Старость, нищета, смирение, беспечность, незлобие суть мои в ней сожительницы. Я их люблю, и они меня. А что ли делаю в пустыни? Не спрашивайте. Недавно некто обо мне спрашивал: «Скажите мне, что он там делает?» Если бы я в пустыни от телесных болезней лечился, или оберегал пчел, или портняжил, или ловил зверей, тогда бы Сковорода казался им занят делом. А без сего думают, что я празден, и не без причины удивляются.

Правда, что праздность тяжелее гор Кавказских. Так только ли разве всего дела для человека: продавать, покупать, жениться, посягать, воевать, тягаться, портняжить, строить, ловить зверя?.. Здесь ли наше сердце неисходно всегда?.. Так вот же сей час видна бедности нашей причина: что мы, погрузив все наше сердце в приобретение мира и в море телесных надобностей, не имеем времени вникнуть внутрь себя, очистить и поврачевать самую госпожу тела нашего, душу нашу. Забыли мы сами себя, за исключением раба нашего, неверного телишка, день и ночь о нем одном пекясь. Похожи на щеголя, пекущегося о сапоге, не о ноге, о красных углах, не о пирогах, о золотых кошельках, не о деньгах… Какая ж нам отсюда тщета и трата? Не всем ли мы изобильны? Точно всем и всяким добром телесным. Совсем телега, по пословице, кроме колес. Одной только души нашей не имеем. Есть, правда, в нас и душа, но таковая, каковая у шкарбутика или подагрика ноги, или матросский, алтына не стоящий козырек. Она в нас расслаблена, грустна, нравна, боязлива, завистлива, жадная, ничем не довольна, сама на себя гневна, тощая, бледная, точно такая, как пациент из лазарета. Такая душа, если в бархат оделась, не гроб ли ей бархатный? Если весь мир ее превозносит портретами и песнями, сиречь одами величает, не жалобные ли для нее оные пророческие сонаты: «Втайне восплачется душа ваша» (Иеремия), «Взволнуются… и почить не возмогут» (Исайя).

Если самая тайна, сиречь самый центр души, гниет и болит, кто или что увеселит его? Ах, государь мой и любезный приятель! Плывите по морю и возводите очи к гавани. Не забудьте себя среди изобилий Ваших. Один у Вас хлеб уже довольный есть, а второго много ли? Раб Ваш сыт, а Ревекка довольна ли? Сие‑то есть: «Не о едином хлебе жив будет человек…» О сем последнем ангельском хлебе день и ночь печется Сковорода. Он любит сей род хлеба паче всего. Дал бы по одному хлебцу (блину) и всему Израилю, если б был Давидом, как пишется в «Книгах Царств», но и для себя скудно.

Вот что он делает, во пустыни пребывая.

Любезный государь! Вам всегда покорнейшим слугою… И любезному нашему Степану Никитичу господину Кур- дюмову  [1145].

Отцу Борису и его сыну поклон, если можно, и Ивану Акимовичу.

Милостивому государю г–ну Артему Дорофеевпчу в Харькове.

106