Святоотеческое богословие складывалось в разных социально-исторических условиях, в разных образовательных средах. Отсюда и разность терминов и их значений. Велико влияние ветхозаветной терминологии, но столь же велико и влияние античной философии, а также наук, современных отцам. Так, в историческом труде Немезия Емесского "О природе человека" заметно влияние терминологии Галена. Но главное, что характерно для отцов древнего, самого важного периода святоотеческой письменности - это отсутствие точных научных понятий. Да их и быть не могло. Понятия отцов отличаются скорее поэтичностью и метафоричностью, чем строгостью и четкостью. И в этом существенная трудность. Такова, в частности, судьба термина "ум". Сказано о нем, может быть, более чем о других, а однозначности толкования нет. В сочинениях великих каппадокийцев, например у святителя Василия Великого, встречаются сопоставления понятий "ум" и "дух человека" как одной реальности. А у преподобного Макария Великого дух животворит ум. "Ум", с одной стороны, - сила души, а с другой - часть человеческого состава, наряду с душой. И это не противоречие, а использование терминов, которые у разных авторов несут разные значения. И вообще, терминология отцов - это слова и имена, отражающие опыт в той степени, в какой данная терминология соответствует интуиции автора. Между мистическим опытом, который является основой святоотеческого богословия, и понятийным мышлением, богословским дискурсом может и не быть соответствия. Найти это соответствие есть задача науки патрологии и антропологии.

Проблема терминологии, таким образом, становится проблемой богословия. Это не только проблема языка, но и проблема богословского, теоретического, осмысления святоотеческого опыта. Конечно, не все нуждается в таком осмыслении, но опыт подвижников, монахов в первую очередь в нем нуждается. Собственно богословские трактаты мы можем читать как научные, но их немного. И даже в этих случаях возникает проблема словоупотребления.

2.2.3. Проблема переводов

Говоря о святоотеческом опыте, мы должны иметь в виду, что говорим об определенных языковых традициях. Главным образом - о греческой культурной и языковой традиции. А также о латинской и сирийской. Греческая письменность - это языковая основа православного вероучения, а латинская - дополнение к нему. Однако латинская письменность - основа католического вероучения. Стало быть в латинской письменности для нас не все однозначно, многое противоречиво.

Первая проблема - проблема соотношения греческих и латинских христианских терминов. Например, для нас очень важен термин ипостась, который не имеет латинского аналога. Латинские богословы древности принимали греческий термин. Так было до Боэция и Фомы. А в современном западном богословии есть только термин persona, который используется для перевода греческого υποστασις и προσωπον. Отсюда понятийное сужение богословия личности в западном исповедании, богословская слабость обоснования личности человека.

Другая проблема - переводы святоотеческого наследия на русский язык. Из всего объема грекоязычного богословия отцов и учителей Церкви на русский язык не переведено еще и половины. Из западного, латинского, - и того меньше. Непереведенными остаются еще весьма важные, особенно с антропологической точки зрения, произведения. Так, не переведена на русский язык "Амбигве" преподобного Максима Исповедника. "Триады" святителя Григория Паламы впервые вышли в свет десять лет назад, и, по мнению церковных патрологов, перевод В. Бибикова не совсем удачен. Так что освоение святоотеческого наследия - это еще и филологическая проблема, требующая богословского осмысления.

Иная проблема - несовпадение терминологии. Мы должны с прискорбием констатировать, что ни русский язык, ни славянский не вмещают в себя все богатство греческой святоотеческой терминологии. Увы, наш русский богословский язык много беднее греческого. Конечно, это решаемая проблема, но она есть. Так, тема воли в русском описывается с помощью слов воля, произвол, желание, хотение, а в греческом в этой теме задействовано до пятнадцати слов. Проблема богословски верного осмысления и перевода ставится во многих случаях на первое место.

Еще пример - греческое слово "συνειδησις". На русский оно переводится и как сознание, и как совесть. По объему использования в святоотеческих трудах первое значение не имеет большого значения, ибо важность понятий, за ним стоящих, не осознавалась в ту эпоху. Для нас же в психологическом смысле это слово приобретает важнейшее значение.

Но проблема, конечно, не в самом языке, а в богатстве опыта и мысли. Мы не только должны думать о переводе, но более всего об истинном и тождественном опыте, который и является основой богословия. Вот почему нам важны опыт и тексты святителя Феофана Затворника. Он не столько перевел "Добротолюбие", сколько изложил его. Он передал нам суть этого опыта изнутри. Но нам важен и сам текст "Добротолюбия" не менее, чем смысл. И потому его новый, как говорят сейчас, академический перевод - дело ближайшего будущего.

2.3. Методологические принципы

Еще раз следует напомнить, что сформулировать методологические принципы весьма трудно; следует говорить лишь об их предварительном обозначении.

Под методологическим принципом здесь следует понимать подход к предмету исследования, средства, способы анализа, само мышление, отношение к феноменологии и методике рассуждения. Для православной антропологии такие принципы являются изначально внешними, но в результате освоения дисциплины они становятся ее внутренним опытом. Поскольку православная антропология является богословской дисциплиной, постольку и ее методологические принципы лежат в сфере догматического богословия.

2.3.1. Христологический принцип

Христологию по праву можно назвать фундаментальной основой православной антропологии. Все самое главное о человеке мы можем найти здесь, хотя и в сокровенном смысле. Учение о Христе Иисусе - Богочеловеке, Сыне Божием и Сыне Человеческом - раскрывает подлинную суть человека, его подлинную природу, которой мы, увы, не обладаем, но которая нам была дана.