Эллинистически–римская эстетика

Но оказывается, что историко–философское сочинение Диогена представляет собой замечательно глубокий интерес для всякого читателя, который хотел бы вникнуть в сущность античного мироощущения. Поэтому культурно–историческое и литературно–историческое исследования, которые мы сейчас предпримем, являются не просто только добавлением к традиционному деструктивному анализу трактата Диогена. Это добавление, с нашей точки зрения, должно играть не меньшую роль для понимания трактата, а, может быть, даже и еще большую, чем деструктивный историко–философский метод. Здесь мы хотели бы подчеркнуть, что именно подобного рода культурно–исторической и литературно–исторической картиной и отличается наше исследование Диогена от традиционного буржуазного.

Для историка всякий предмет, будь то античный или неантичный, является цельным историческим предметом. Но в нашем случае эта цельность играет чрезвычайно принципиальную роль, поскольку к Диогену Лаэрцию еще никто из буржуазных исследователей не подходил культурно–стилистически или литературно–стилистически. Деструктивный историко–философский анализ от этого нисколько не пострадает. Если мы констатируем, что в изложении Платона у Диогена отсутствует учение об идеях, в изложении Аристотеля—учение о формах, а в изложении Гераклита—учение о Логосе, то тут уже ничего не поделаешь. Это для нас твердо установленный и безусловно доказанный факт.

Повторяем, однако, такой деструктивный подход к Диогену Лаэрцию, процветающий в буржуазной филологии, хотя он тысячу раз прав, для нас совершенно недостаточен. Это ущербный подход. И чтобы этот подход не был ущербным, но был действительно целостным, и притом целостным в историческом отношении, для этого необходимо предпринять совершенно новое исследование Диогена Лаэрция. Вот этому исследованию и будет посвящена последняя, третья часть нашей книги.

§ 2. БИОГРАФИИ ОТДЕЛbНЫХ ФИЛОСОФОВ

Культурно–историческое прошлое рисуется Диогену Лаэрцию, прежде всего, в виде биографий отдельных деятелей и вообще той или иной вполне обоснованной и вполне изолированной их характеристики. Некоторых философов, изображенных Диогеном, мы уже рассматривали, но ранее нас интересовала историко–философская точка зрения. Сейчас же нам хотелось бы рассмотреть этих и других философов по Диогену, с освещением всей культурно–исторической стороны предмета, в частности со всеми употребленными у Диогена методами свободного беллетризма, эссеизма, анекдотизма и всякого рода литературными чудачествами. Только так и можно будет представить себе весь стиль диогеновского повествования и его подлинную культурно–историческую характеристику. Наш обзор мы проведем хронологически, так, как эта античная хронология представляется в нашей современной науке. При таком методе изложения придется начать с пифагорейцев, продолжить Сократом, Платоном и Аристотелем и закончить деятелями эпохи эллинизма.

1. Пифагор. Согласно изложению Диогена Лаэрция, Пифагор был родом самосец или тирренец. Затем он переехал на Лесбос, а потом даже покинул Грецию для посвящения в таинства в Египте, где изучил египетский язык, и на Крите. В период тирании Поликрата на Самосе он удалился в италийский Кротон, где вместе со своими многочисленными учениками (числом до трехсот) вел государственные дела и даже написал законы для италийцев.

Сам Пифагор рассказывал, что он почитался сыном Гермеса и получил в дар от него память о прошлых своих состояниях. Душа его впоследствии перешла в Эвфорба, затем в Гермотима, Пирра, и, наконец, он стал Пифагором, все время помня о том, что с ним было. У него была жена Феано и дочь Дамо, обе женщины, достойные всяческого уважения. Сын его Телавг стал его преемником и даже учителем Эмпедокла.

Рассказывают, что Пифагор однажды спрятался под землей, а о происходящем узнавал от матери. Потом, иссохший, как скелет, он заявил в народном собрании, что был в Аиде, и показал удивительную осведомленность о земных событиях. Растроганные жители признали его за это богом.

О смерти Пифагора имеются, по Диогену, разные легенды, но большинство сходятся на том, что он погиб, не захотев ради спасения потоптать бобовое поле, а вместе с ним погибли и его ученики.

Нетрудно заметить эту теснейшую связь исторического и мифологического в изложении Диогена Лаэрция. О критическом подходе к фактам биографии Пифагора у Диогена нет никакой речи. Диоген даже подробно перечисляет якобы сочинения Пифагора.

Не очень ясно, точно ли отличает Диоген Лаэрций фактическую историю от сказки. О перевоплощениях Пифагора он говорит, например, вполне серьезно. Что же касается его мнимого пребывания в Аиде, то источник Диогена проявляет здесь самый основательный критицизм и трактует рассказы Пифагора об Аиде как чистейший обман. Диоген же приводит его без всякой критики.

2, Эпнменид. Ферекид. Гераклит. В биографии Эпиме–нида Критского Диоген рассказывает, как этот Эпименид проспал в роще, когда отец послал его за пропавшей овцой, добрых 57 лет. У афинян Эпименид прекратил чудесными средствами моровую язву. Среди разных более или менее фактических обстоятельств Диоген, между прочим, сообщает, что Эпименид никогда не спал и жил не то полтораста, не то триста лет. Пищу он получал, по Диогену, от нимф и хранил ее в бычьем копыте, да и вообще никто не видел, как он ел. Приводится малодостоверное для нас письмо Эпименида к Солону. Другое такое письмо, как сообщает Диоген, Деметрий Магне–сийский считал недостоверным. Еще сообщается о невероятной и чудесной прозорливости Эпименида. Среди множества такого рода сказок становятся ненадежными и такие, например, сообщения Диогена, как рассказ об афинско–критских отношениях (критянам он предсказал поражение лакедемонян от аркадян).

Биография Ферекида Сиросского тоже наполнена рассказами о невероятной и чудесной прозорливости. Будто он переписывался с Фалесом и умер от вшей. Вместе с тем в глазах Диогена образ Ферекида овеян высокой поэзией.

В повествовании о Гераклите Эфесском Диоген Лаэрций сообщает по преимуществу о скверном характере философа и о темноте его сочинения «О природе». Гераклит якобы разругался со своими соотечественниками–эфесцами (против которых употреблял злобные выражения, вошедшие потом в обиход у историков философии) и даже с афинянами и персидским царем Дарием.