Исследователи находят в фольклоре и много других примеров художественной модификации изначально сакральных образов. Так, былинного Илью Муромца А. Н. Афанасьев считал поэтической трансформацией древнего Перуна[24], а во многих эпизодах с водой, пивом, медом и другими жидкостями усматривал символические образы явлений, связанных с космогоническим браком, оплодотворением Земли Небом. Древние архетипы родового мифологического сознания хорошо просматриваются и в сюжетах единоборства Ильи Муромца со своими сыном и дочерью и умерщвления их[25].

На уровень эстетического сознания выходит в русских былинах и сказках древний сакральный мотив оборотничества—превращения в животных, птиц, насекомых, в неодушевленные предметы. В фольклоре он занимает видное место. Богатырь Вольта, например, совершал свои деяния—и охотился, и защищал Русь от врагов—путем постоянных превращений в зверей, птиц, рыб (см.: Гильф. II 91). Это искусство оценивается в фольклоре как высокая мудрость:

Похотелося Вольгй да много мудростей: Щукой рыбою ходить Вольги во синих морях, Птицей соколом летать Вольги под облоки, Волком и рыскать во чистых полях. (Гильф. II 73, 4)

«Премудростями» именуется искусство оборотничества и в другом варианте былины—о «Волхе Всеславьевиче»:

Втапоры поучился Вольх ко премудростям: А и первой мудрости учился— Обвертываться ясным соколом[26]

и т. д.

Важно заметить, что оборотничество представляется здесь искусством, которому можно научиться. С оборотничеством связано множество сюжетов волшебных сказок, где превращение в животных и другие предметы часто является следствием злых чар, которые герои в конце концов преодолевают. Отсюда и особая любовь древнего человека к животным, в каждом из которых может быть потенциально скрыт человек (юноша, девушка). В обрядовой и лирической поэзии часты поэтому териоморфные метафоры и сравнения. Юноши сравниваются с соколками, девушки и женщины—с уточками, лебедушками, павами и т. п.

В зооморфных мотивах фольклора ясно слышны отголоски древних магических способов общения человека с природой. Особенно сильны они в ремесле—в создании многих предметов быта, а также лодок, кораблей в виде животных. Вспомним для примера описание корабля Соловья Будимировича:

Нос корма по звериному, А бока у корабля всё по туриному, А вместо бров было вдергивано А по дорогой куницы по пещерскии, А вместо ушей было повешивано А по дорогому соболю заморьскому, А вместо очей было врезывано А по дорогому камню самоцветному, А не для ради красы–басы угожества, Ради темный ноченки осеннии. (Гильф. III 199, 24—25)

Все описание дышит реминисценциями древней магии.

Для фольклорного сознания, только начавшего отходить от своих сакральных основ, характерно отождествление мудрости с силой. Микула Селянинович упрекает в физической слабости «дружинушку» Вольги Святославовича.

То не мудрая дружинушка хоробрая твоя, А не могут оны сошки с земельки повыдернуть. (Гильф. II 73, 8)

Отсюда эстетизация силы в богатырском эпосе. Сила—это дар природы, древней Матери–сырой земли. Она приобретается или через непосредственный контакт с Землей, или путем испития жидкости (чаще всего чаши зелена вина в полтора ведра), символизирующей животворные природно–космические силы. Богатырь выступает мифологическим воплощением части этих сил. Человеку, даже богатырю, тяжело вмещать и носить их:

А сила‑то по жилочкам Так живчиком и переливается. Грузно от силушки, как от тяжелого беремени[27].