В эту ночь были арестованы Петрашевский и 33 члена его кружка. По ошибке подвергся аресту и младший брат Достоевского, Андрей Михайлович и просидел в крепости две недели. Также был задержан старший брат, Михаил Михайлович, тоже изредка посещавший пятницы Петрашевского. Его отпустили за отсутствием улик через два месяца. Начался процесс: писание "объяснений ", дополнительных объяснений, допросы следственной комиссии, поединки с генералом Ростовцевым, который характеризовал Достоевского: "Умный, независимый, хитрый, упрямый ". Любовь Достоевская полагает, что отец ее вспоминал о своем следователе, когда создавал фигуру Порфирия Петровича в "Преступлении и наказании ". Тактика подсудимого состояла в том, чтобы все скрывать, отрицать, изображать в самом невинном свете, не называть ничьих имен.

В Алексеевском равелине Петропавловской крепости Достоевский просидел восемь месяцев. В каменном мешке, в темноте и тишине, заключенный был отрезан от мира: даже передача книг вначале не была разрешена. Многие не выдерживали: Григорьев и Катенев сошли с ума; Ястржембский пытался покончить с собой; Ахшарумов хранил гвоздь, чтобы повеситься. Впоследствии Достоевский рассказывал Всеволоду Соловьеву: "Когда я очутился в крепости, я думал, что тут мне и конец, думал, что трех дней не выдержу, и вдруг совсем успокоился. Ведь я там что делал? Я писал "Маленького героя " — прочтите, разве в нем видно озлобление, муки? Мне снились тихие, хорошие, добрые сны, а потом, чем дальше, тем было лучше ".

Первое письмо от брата Михаила Михайловича заключенный получил только И июля; отвечая ему, он пишет: "Я не унываю; конечно, скучно и тошно, да что же делать! Впрочем, не всегда и скучно… Я, конечно, гоню все соблазны от воображения, но другой раз с ними не справишься и прежняя жизнь так и ломится в душу с прежними впечатленьями и прошлое переживается снова… Я времени даром не потерял: выдумал три повести н два романа: один из них пишу теперь, но боюсь работать много…. Эта работа, особенно, если ее делать с охотой (а я никогда не работал так «Соп атоге», как теперь), всегда изнуряла меня, действуя на нервы ". В каземате душевная жизнь писателя не ослабевает, а напротив, напрягается; поразительна эта сила воображения и творчества. Три повести и два романа! И он работает с таким увлечением, что ему приходится удерживать себя… Грустит, что за все лето не увидит "зеленых листьев ". "Помнишь, как нас выводили иногда гулять в садик в мае месяце? Там тогда начиналась зелень… "

Листья, "зеленые клейкие листочки " — любимый символ Достоевского. Вся красота Божьего мира вмещается у него в этом смиренном образе. Зеленый листик для его героев самое неопровержимое доказательство бытья Божия и грядущего преображения ( "Братья Карамазовы "). В следующем письме (27 августа) заключенный жалуется на то, что у него "особенно к ночи "усиливается впечатлительность. "Мне все кажется, что подо мною колышется пол и я в моей комнате сижу словно в пароходной каюте. Из всего этого я заключаю, что нервы мои расстраиваются ". И он делает очень важное признание о природе своего творчества: "Когда такое "нервное время* находило на меня прежде, то я пользовался им, чтобы писать, всегда в таком состоянии напишешь лучше и больше, но теперь воздерживаюсь, чтобы не доконать себя окончательно ". Вдохновение Достоевского связано с нервным подъемом, который "изнуряет "и может "доконать ". Об этой одержимости мыслями и образами он пишет еще определеннее в третьем письме (14 сентября). "Я весь как будто под воздушным насосом, из под которого воздух вытягивают. Все из меня ушло в голову, а из головы в мысль, все, решительно все, и несмотря на то, эта работа с каждым днем увеличивается. Книги хрть капля в море, но все таки помогают. А собственная работа' только, кажется, выжимает последние соки. Впрочем, я ей рад[7]. Просматривая записные книжки и черновики писателя, мы понимаем, что означала для него литературная работа. Десятки вариантов фабул, сотни ситуаций и образов проносились в его голове; у него не хватало сил закрепить их на бумаге, он изнемогал от этих вихрей воображения. Как бы ни были перегружены его романы, все же они только ничтожная часть первоначальных замыслов. Действительно, он мыслил "целыми мирами ". Чтение — "капля в море "для творческой фантазии; заключенный постоянно просит брата присылать ему книги и журналы. Читает "Отечественные Записки ", Шекспира, Библию, два путешествия по святым местам, сочинения св. Дмитрия Ростовского. 1 октября Михаил Михайлович посылает ему 4 тома русских авторов (повидимому издания Смирдина), 3 тома сочинений Даля ( "Повести казака Луганского ") и "Сказания русского народа "Сахарова. Знаменателен интерес Достоевского к Библии и духовным сочинениям. Путешествия по святым местам и творения св. Дмитрия Ростовского отразятся на стиле жития старца Зосимы. За восемь месяцев заключения — событий немного. В августе позволили гулять в саду, в котором 17 деревьев и разрешили по вечерам зажигать свечу; в сентябре, с наступлением осени, усиливается "ипохондрия ". "Теперь небо уж хмурится, и светлый клочек неба, видный из моего каземата, — гарантия для здоровья моего и для доброго расположения духа ". И все же, несмотря на все лишения, болезни, нервное расстройство и изнурительную работу мысли — он полон жизни. "Я ожидал гораздо худшего, признается он брату, и теперь вижу, что жизненности во мне столько запасено, что и не вычерпаешь…»

В нем — та несокрушимая жизненная сила, которую Иван Карамазов насмешливо называет "карамазовской неприличной жаждой жизни ". Этот таинственный дар помог Достоевскому вынести свою страшную судьбу и свой нечеловеческий гений.

Из задуманных в Петропавловской крепости "трех повестей и двух романов "написана была одна повесть "Маленький герой. Из неизвестных мемуаров "[111]). Только через восемь лет появилась она в печати. В тюрьме, ожидая решения своей судьбы, Достоевский создает одно из самых светлых и радостных своих произведений. В подмосковной деревне богатого помещика Т–ва собирается большое и веселое общество. "Казалось, что был праздник, который с тем и начался, чтобы никогда не кончиться ". Танцы, музыка, пение, пикники, верховая езда, домашний театр; "увеселения сменялись одни другими ". Автор сравнивает отношения между одной прекрасной дамой и ее поклонником с любовным поединком Бенедикта и Беатриче в шекспировской комедии "Много шума из пустяков ". В крепости он ч! итал Шекспира, и поэтическая радость жизни Возрождения отразилась в описании "вечного праздника "в подмосковной деревне. На фоне музыки, смеха, состязаний в остроумии, среди прелестных женщин и галантных молодых людей происходит пробуждение любви одиннадцатилетнего мальчика. Детскому чистому сердцу врождено рыцарство: мальчик влюбляется в прекрасную Mme М и становится ее «cavalier servant». Насмешки над его стыдливым чувством доводят его до отчаяния. Во мне, в ребенке было грубо затронуто первое, неопытное, еще необразовавшееся чувство, был так рано обнажен и поруган первый благоуханный девственный стыд ". Как средневековый паж, он верно служит своей даме и чтобы завоевать ее уважение, совершает подвиг: скачет на бешеной лошади. "Действительно во всем этом было как–будто и впрямь что‑то рыцарское ". Автор настаивает на этом слове: "Впрочем все мое рыцарство началось и кончилось менее, чем в миг, не то рыцарю было бы худо ". Когда еле дышащего героя снимают с лошади, взгляд его встречается со взглядом побледневей Mme М. Как и подобает "даме сердца ", она дарит своему пажу "газовый пунцовый платочек ". Вокруг раздаются крики: "Делорж! Тогенбург! ". Но Mme М. любит другого. Мальчик случайно видит, как она в слезах прощается с Н–м и роняет полученное от него письмо. Он спасает ее от позора и гибели вполне "рыцарским жестом ": возвращает ей в букете цветов найденный им пакет. Шиллеровский романтизм торжествует; "высокое и прекрасное "непосредственно раскрываются в первой детской любви. Повесть заканчивается "откровением сердца ". "И вдруг грудь моя заколебалась, рассказывает маленький герой, заныла, словно от чего‑то пронзившего ее, и слезы, сладкие слезы брызнули из глаз моих. Я закрыл руками лицо и, весь трепеща, как былинка, невозбранно отдался первому сознанию и откровению сердца, первому еще неясному прозрению природы моей. Первое детство мое кончилось с этим мгновением… "Сердце, открывающееся для любви, открывается и для всего мира. В повести, написанной в тюрьме, мы находим то, что почти всегда отсутствует в произведениях Достоевского; небо, солнце, воздух. И в каком возвышенно–романтическом тоне описывается в ней пейзаж: "Солнце взошло высоко, и пышно плыло над нами по синему, глубокому небу, казалось, расплавляясь в собственном огне своем. Косари ушли уже далеко; за ними неотвязчиво ползли бесконечные борозды скошенной травы и изредка чуть шевелившийся ветерок веял на нас ее благовонной испариной. Кругом стоял неумолкаемый концерт тех, которые "не жнут и не сеют ", а своевольны, как воздух, рассекаемый их резвыми крыльями. Казалось, что в это мгновение каждый цветок, последняя былинка, курясь жертвенным ароматом, говорили Создавшему ее: "Отец! Я блажена и счастлива! "

Композиционно "Маленький Герой "связан с "Неточкой Незвановой ". Роман остался незаконченным,, но идея его — пробуждение сознания у юного существа — продолжала волновать автора. И после ареста, вместо того, чтобы продолжать "Неточку ", он пишет новую повесть на ту же тему. Плаксивую и вялую гегоиню сменяет "маленький герой ". Действие, растянутое в романе на восемь лет, в повести сосредоточено на протяжении нескольких дней; два последовательных этапа развития (эпизод с Катёй и эпизод с Александрой Михайловной) соединены вместе. Построение то же: в центре юное существо, впервые начинающее любить, доверчивое, горячее, неопытное; около него два женских образа, воплощающих два лика любви: любовь–мучительство и любовь–жертвенность. В романе это — княжна Катя и Александра Михайловна, в повести "блондинка "и Мше М.

Катя долго мучит Неточку своими насмешками, притворным равнодушием и кокетством; "блондинка "преследует одиннадцатилетнего мальчика, наслаждаясь его страданиями и стыдом. На домашнем спектакле она вдруг предлагает ему сесть к ней на колени. "Совсем неожиданно, к величайшему моему удивлению, она пребольно сжала мою руку в своих шаловливых, горячих пальчиках и начала ломать мои пальцы, но так больно, что я' напрягал все усилия, чтобы не закричать… Шалунья хохотала мне в глаза, как безумная, а между тем все сильнее и сильнее щипала и ломала мои бедные пальцы ". С этого вечера она преследовала его "без меры и1 совести ", сделалась его "гонительницей и тиранкой ". Неточка совершает подвиг — берёт на себя вину Кати, и тогда преследования княжны резко сменяются самой уступленной нежностью. Маленький герой садится на бешеную лошадь: "блондинка "бросается о'бнимать и целовать его "растроганная, гордая за меня, радостная ". Потом она укладывает его в постель и трогательно за ним ухаживает. "Прощаясь с нею, я крепко и горячо ее обнял, как самого нежного, как самого близкого друга… я чуть не плакал, прижавшись к груди ее… "

Катя "поражает "своей сверкающей красотой, "одной из тех. перед которыми вдруг останавливаешься, как пронзенный ". "Блондинка "тоже "была чудно хороша, и что‑то было в ее красоте, что так и металось в глаза с первого взгляда. Что‑то, как молния сверкающее было в этом лице… "Так похожи одна на другую эти "гордые красавицы ", весельне хохотуньи и мучительницы.

Mme М. в повести — родная сестра Александры Михайловны^ романе. Она тоже уязвленное сердце, "кроткая страдалица ". "Ее грустные, большие глаза, полные огня и силы, смотрели робко и беспокойно, будто под ежеминутным страхом чего‑то враждебного и грозного, и эта странная робость таким унынием покрывала подчас ее тихие, кроткие черты, напоминавшие светлые лица итальянских мадонн, что,, смотря на нее, самому становилось скоро так же грустно ". Такие женщины, продолжает автор, "точно сестры милосердия в жизни ". О печальной любви Александры Михайловны, Неточка узнает из случайно найденного письма; развязка романа Mme М. происходит на глазах "маленького героя ". Расставаясь с Н–м, она "стоит бледная, как платок, и крупные слезы пробиваются из глаз ее ". Повторяется мотив письма: Mme М. теряет прощальное письмо своего возлюбленного, мальчик его находит и возвращает ей. Любовь героини повести столь же невинна и жертвенна, как и любовь героини романа. "Эта связь, замечает автор, может быть не такова, как о ней предположить можно с первого взгляда. Может быть, этот поцелуй был прощальный, может быть он был последней, слабой наградой за жертву, которая была принесена ее спокойствию и чести. Н. уезжал: он оставлял ее может быть навсегда ".

Муж Mme М. продолжает линию Юлиана Мастаковича в "Елке и Свадьбе "и мужа Александры Михайловны в "Неточке Незвановой ". Автор определяет этот тип, как "доброе сердце, которое может оказаться величайшим злодеем ". М–г М. тоже "ревнив не из любви, а из самолюбия ". Он рассуждает о "правильной и оправданной рассудком филантропии ", но на самом деле — лицемер и эгоист. Характеристика его обогащается новыми чертами: он "европеец, человек современный с обращиками новых идей и модных фраз ". Говоря об этом "Тартюфе и Фальстафе ", автор неожиданно впадает в желчный и злобный тон; в словах его слышится личная обида и мстительность. Ненавистный ему "остряк, говорун и рассказчик ", насмешливый и самовлюбленный, очень напоминает его недавнего друга, ставшего врагом: Ивана Сергеевича Тургенева. Если это предположение основательно, фигуру М–г М. можно считать первой карикатурой на знаменитого романиста и наброском к портрету Карма–зинова в "Бесах ".

Сентиментальной повестью "Маленький Герой "завершается творчество Достоевского до каторги. Последнее его слово — утверждение "высокого и прекрасного "в шиллеровском духе. На пороге новой жизни, каторги и ссылки, писатель прощается со своей романтической молодостью. Тургенев в насмешку называл его "Витязь горестной фигуры ". Достоевский подхватывает вызов: его повесть посвящена "витязю "… "маленькому герою ".

Наконец следствие по делу петрашевцев было закончено. Приговор генерал–аудиториата гласил: "Отставного поручика Достоевского за участие в преступных замыслах, распространение письма литератора Белинского,, наполненного дерзкими выражениями против православной церкви и верховной власти и за покушение, вместе с прочими, к распространению сочинений против правительства посредством домашней литографии лишить всех прав состояния и сослать в каторжную работу в крепость на восемь лет ". Государь положил резолюцию: "На четыре года, а потом рядовым ". Но, помиловав приговоренных к смерти заговорщиков, Николай I пожелал, чтобы это помилование было объявлено на площади после совершения обряда казни. В "весьма секретных документах "были предусмотрены все подробности церемонии. Государь лично входил во все детали: размер эшафота, мундир казнимых, облачение священника, эскорт карет, темп барабанного боя, маршрут из крепости на место расстрела, преломление шпаг,, облачение в белые рубахи, функции палача, заковка в кандалы. Три раза менялась инструкция. 22 декабря 1849 года состоялась эта страшная инсценировка смертной казни. В этот же день Достоевский писал своему брату Михаилу: "Сегодня, 22 декабря, нас отвезли на Семеновский штац. Там всем нам прочли смертный приговор, дали приложиться ко кресту, переломили над головами шпаги и устроили нам предсмертный туалет (белые рубахи). Затем троих поставили к столбу для исполнения казни. Вызывали по трое, следовательно я был во второй очереди и жить мне оставалось не более минуты. Я вспомнил тебя, брат, всех твоих; в последнюю минуту ты, только один ты, был в уме моем, я тут только узнал, как люблю тебя, брат мой милый! Я успел тоже обнять Плещеева, Дурова, которые были возле и проститься с ними. Наконец ударили отбой, привязанных к столбу привели назад, и нам прочли, что Его Императорское Величество дарует нам жизнь. Затем последовал настоящий приговор–Брат! Я не уныл и не упал духом. Жизнь везде жизнь, жизнь в нас самих, а не во внешнем. Подле меня будут люди и быть человеком между людьми и остаться им навсегда, в каких бы то ни было несчастьях, не уныть и не пасть, — вот в чем жизнь, в чем задача ее. Я сознал это. Эта идея вошла в плоть и кровь мою. Да, правда! Та голова, которая создавала, жила высшею жизнью искусства, которая сознала и свыклась с высшими потребностями духа, та голова уже срезана с плеч моих. Осталась память и образы, созданные и еще не воплощенные мною. Они изъязвят меня, правда! Но во мне осталось сердце и та же плоть и кровь, которая также может и любить, и страдать, и жалеть, и помнить, а это все‑таки жизнь. On voit le soleil! Ну, прощай брат! Обо мне не тужи… Никогда еще таких обильных и здоровых запасов духовной жизни не кипело во мне, как теперь. Но вынесет ли тело,, не знаю…

Боже мой! Сколько образов, выжитых, созданных мною вновь, погибнет, угаснет в моей голове или отравой в крови разольется! Да, если нельзя будет писать, я погибну!…. Нет желчи и злобы в душе моей; хотелось бы так любить и обнять хоть кого‑нибудь из прежних в это мгновение. Это — отрада, я испытал ее сегодня, прощаясь с моими милыми перед смертью… Как оглянусь на прошлое, да подумаю, сколько даром потрачено времени, сколько его пропало в заблуждениях, в ошибках, в праздности, в неумении жить; как не дорожил я им, сколько раз я грешил против сердца моего и духа, так кровью обливается сердце мое. Жизнь — дар, жизнь — счастье, каждая минута могла быть веком счастья.