в бунте стихий «наследье роковое». Хаос душевный сливается с хаосом природным. Описание этой грозовой ночи — вершина «мистического реализма» Достоевского До десяти часов вечера Свидригайлов посещает «разные трактиры и клоаки», слу шает шарманку в каком‑то увеселительном саду. «Вечер был душный и мрачный. К десяти часам вечера надвинулись со всех сторон страшные тучи — ударил гром, и дождь хлынул, как водопад. Вода падала не каплями, а целыми струями хлестала на землю. Молния сверкала поминутно, и можно было сосчитать до пяти рс в продолжение каждого зарева». В полночь он идет на Петербургскую сторону, снимает номер в грязной деревянной гостинице, но и эта крошечная клетушка не спасает его от разбушевавшихся стихий. Они преследуют его. «Это под окном, должно быть, какой‑нибудь сад, — подумал он, — шумят деревья; как я не люблю шума деревьев, ночью, в бурю и в темноту, скверное ощущение!» Дождь, сырость, вода вызывают в нем нестерпимое отвращение. «Никогда в жизнь мою не любил воды, даже в пейзажах»; его мучит кошмар: оскорбленная им девочка — утопленница — лежит в гробу среди цветов. Он распахивает окно: «Ветер хлынул неистово в его тесную каморку и как бы морозным инеем облепил ему лицо… Среди мрака и ночи раздался пушечный выстрел, за ним — другой… «А, сигнал! Вода прибывает, — подумал он». Образ утопленницы надвигается на него, как наводнение. Вода мстит осквернителю. Свидригайлов убивает себя во влажном тумане, на грязной улице, среди мокрых деревьев: «Молочный, густой туман лежал над городом. Свидригайлов пошел по скользкой, грязной деревянной мостовой по направлению к Малой Неве. Ему мерещились высоко поднявшаяся за ночь вода Малой Невы, Петровский остров, мокрые дорожки, мокрая трава, мокрые деревья и кусты». Он останавливается перед домом с каланчой и спускает курок.

***

«Единство времени» соблюдается в романе–трагедии столь же строго, как и «единство места». В мире Достоевского измерение времени не такое, как в нашей действительности. Герои его живут не в математическом времени, а в «реальной длительности» («duree reelle» Бергсона). Время то беспредельно растягивается, то сжимается, то почти исчезает. В зависимости от духовного напряжения героев отрезки времени вмещают большее или меньшее количество событий. В экспозиции время разворачивается медленно; с восходящим движением действия ускоряется, а перед катастрофой превращается в вихрь. Так же как и пространство, оно до конца очеловечено и одуховлено: это — функция человеческого сознания. Набрасывая план «Преступления и наказания», писатель сообщал Каткову, что Раскольников «почти месяц проводит после того (преступления) до окончательной катастрофы». В печатной редакции этот срок еще сокращен. Трудно поверить, что все сложное и разнообразное действие романа вмещается в рамку двух недель. История Раскольникова начинается ex abrupto: «в начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер». Автор ведет точный счет дням. В первый день герой делает «пробу» и знакомится с Мармеладовым. На второй — получает письмо от матери, бродит по городу и на Сенной случайно узнает, что старуха будет одна завтра в семь часов вечера. На третий — совершает убийство. На этом кончается первая часть; она обнимает события трех дней — подготовку и совершение преступления. Во второй части сознание времени потухает у Раскольникова; он заболевает и впадает в беспамятство. «Иной раз казалось ему, что он уже с месяц лежит, в другой раз — что все тот же день идет». На четвертый день герой возвращается к действительности. Ритм времени резко ускоряется; события третьей и четвертой части занимают всего два дня. Перед развязкой герой снова выпадает из временного порядка. «Для Раскольникова наступило странное время: точно туман упал вдруг перед ним и заключил его в безвыходное и тяжелое уединение… Он был убежден положительно, что во многом тогда ошибался, например, в сроках и времени некоторых событий». Мир теряет свою реальность: временная и причинная связь тускнеет в сознании преступника. Он выпадает из миропорядка. Его апатия, «похожая на болезненно–равнодушное состояние иных умирающих», — начало небытия.

Контраст между точной фиксаций времени и провалами во вневременность — тонкий художественный прием. Раскольников мыслитель–теоретик живет вне времени; Раскольников–деятель входит во время.

Его преступление — точка пресечения идеи и действительности. И оно обставлено точными временными определениями.

***

Третье единство классической трагедии, единство действия, определяет собой композицию романа–трагедии. «Преступление и наказание» — история одной идеи, одного человека, одной судьбы. Все лица и события располагаются вокруг Раскольникова. Он — динамический центр: от него расходятся лучи, к нему возвращаются отражения. Из 40 сцен романа он участвует в 37–ми. Две второстепенные фабулы, история семейства Мармеладовых и история сестры Раскольникова Дуни, не имеют самостоятельного значения. Они — часть судьбы героя, воплощение его борющихся мыслей. Идея о бессилии добра и бессмысленности страдания реализуется в семье пьяницы чиновника. Из лона ее возникает образ Сони. Она — добрый ангел героя. Так же и Дуня воплощает мысль брата о бесцельности жертвы; она тоже возникает из лона семьи (Раскольниковы — мать и дочь) и приводит за собой Свидригайлова, мистически связанного с героем, — его злого ангела. Борьба добра со злом в душе убийцы материализируется в противопоставлении двух личностей — Сони и Свидригайлова. Сознание Раскольникова раскрывается в трех аспектах. Он стоит перед нами, как человек в средневековой мистерии между добрым и злым ангелами. Когда из семейства Мармеладовых выделяется Соня и вступает в личные отношения с героем, композиционная функция этой фабулы кончается. Она завершается раньше, чем история Раскольникова, и предваряет развязку своей двойной эффектной катастрофой (смерть Мармеладова в конце второй части и смерть Катерины Ивановны в конце пятой части). История Дуни тоже имеет двойную катастрофу (разрыв с Лужиным, поединок со Свидригайловым). Линии всех трех фабул соединяются один только раз: на поминках по Мармеладову бывший жених Дуни, Лужин, оскорбляет Соню, и Раскольников ее защищает (конец пятой части). В шестой части второстепенные фабулы исчерпаны: супруги Мармеладовы умерли, Дуня выходит замуж за Разумихина; остается герой со своими двумя мистическими спутниками — Соней и Свидригайловым.

Принцип композиции — трехчастный: одна главная интрига и две побочных. В главной — одно внешнее событие (убийство) и длинная цепь событий внутренних (переживание и осознание события); в побочных — нагромождение внешних событий, бурных, эффектных, драматических: Мармеладова давят лошади, Катерина Ивановна, полубезумная, поет на улице и заливается кровью. Лужин обвиняет Соню в воровстве, Дуня стреляет в Свидригайлова. Главная интрига — трагична, побочные — мелодраматичны. Главная за — канчивается катастрофой; побочные — нередко разрешаются только пародией на катастрофу — скандалом: разрыв Дуни с Лужиным, поминки по Мармеладову.

Раскольников не только композиционный, но и духовный центр романа. Трагедия происходит в его душе, и внешнее действие лишь обнаруживает его душевные конфликты. Он должен пройти через мучительное раздвоение, «перетащить на себе все pro и contra», чтоб достичь самосознания. Он сам для себя загадка; не знает своей меры и своих пределов; заглянул в глубину своего «я», и перед бездонной пропастью у него закружилась голова. Он испытывает себя, делает опыт, спрашивает: кто я? Что я могу? На что имею право? Велика ли моя сила? Во всех романах Достоевского в центре стоит человек, решающий загадку своей личности (Раскольников, князь Мышкин, Ставрогин, Версилов, Иван Карамазов). В этом смысле художественное творчество писателя составляет единый процесс самопознания. Поверхность его психологична, но под ней открывается онтология; образ Божий в человеке, бессмертие личности, свобода, грех. Человек, разгадывающий самого себя, становится объектом исследования для окружающих. Действующие лица Достоевского — прирожденные психологи и ясновидцы. С ненасытимой жадностью всматриваются они в героя, как Порфирий Петрович всматривается в Раскольникова. Он для них тоже загадка, и они неутомимо ее разгадывают. Каждый открывает неожиданное, освещает по–своему новую черту. Процесс самопознания дополняется процессом познания. Раскольникова характеризуют мать, сестра, Разумихин, Порфирий, Соня, Свидригайлов. Заметов, почти все действующие лица. Так же все персонажи «Бесов» разгадывают Ставрогина. Герои Достоевского — спиритуальны: это чистые сознания; они трагически разъединены, но стремятся к общению; борются друг с другом, оставаясь взаимопроницаемыми. В процессе самопознания раскрывается личность, могущественная в своем задании («образ Божий») и бессильная в данности (в грехе). Богоподобие ее — в свободе, но от свободы и зло. «Рут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей», — говорит Митя Карамазов.

Самопознание есть принятие борьбы, жизненное изживание добра и зла. Вот по чему романы Достоевского — «романы трагедии». «Преступление и наказание» — трагедия в пяти актах с прологом и эпилогом.

Пролог (первая часть) посвящен подготовке и совершению преступления. Герой окружен загадочностью. Бедный студент боится своей квартирной хозяйки, находит ся в болезненном состоянии, «похожем на ипохондрию». Идет он заложить ростовщице серебряные часы, а говорит о каком то «деле». «На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь!.. Разве я способен на это?» Слово «убийство» не произносится. «О Боже! — восклицает Раскольников, выйдя от ростовщицы, — как все это отвратительно!.. И неужели такой ужас мог прийти мне в голову!.. Главное, грязно, пакостно, гадко, гадко!» «Безобразная мечта», которую он целый месяц вынашивал в своем углу, возбуждает. В нем судорожное отвращение. Так, на первых же страницах романа герой представлен нам в состоянии напряженной борьбы. Он не верит в свою способность исполнить «дело». Идея его — чисто теоретическая: «Выучился болтать, лежа целыми сутками в углу и думая… Так, ради фантазии, сам себя тешу, игрушки». Мечтатель презирает свою практическую беспомощность, романтик эстетически не принимает «мерзости» убийства. Это раздвоение — начало само познания героя. В трактирной сцене с Мар меладовым звучат два мотива — безысходности человеческого горя и бесплодности жертвы (Соня). Письмо матери ставит героя перед неотложным решением. Родная сестра его собирается пожертвовать собой, продавшись презренному дельцу Лужину. Она вступает на путь Сони. «Сонечка, Со нечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит!» — восклицает Раскольников. И эта жертва ради него. Может ли он ее принять? А если он ее не примет — что его ждет? Нищета, голод, гибель?

«Или отказаться от жизни совсем, — говорит он, — послушно принять судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе все, отказавшись от всякого права действовать, жить и любить?» Дилемма поставлена в самой острой форме. Христианская мораль проповедует смирение и жертву, но Раскольников потерял веру, он безбожный гуманист, старая правда для него стала ложью. Он убежден, что смирение и жертва приводят к гибели. Что ж, принимать эту гибель? Разве человек не имеет права на жизнь? Нарушить старый моральный закон — безнравственно, а разве погубить себя — нравственно? «Давным–давно зародилась в нем вся эта теперешняя тоска, созрела и концентрировалась, приняла форму ужасного, дикого и фантастического вопроса».

Письмо матери — поворотный пункт в судьбе героя. До сих пор он лежал и решал отвлеченные вопросы, теперь сама жизнь требует немедленного действия. Мечтатель застигнут врасплох: месяц он тешился своей «фантастической идеей»; «теперь она явилась вдруг не мечтой, а в каком‑то новом, грозном и совсем незнакомом еще виде, и он вдруг сам сознал это… Ему стукнуло в голову и потемнело в глазах». Новый этап сознания достигнут: идея начинает реализовываться. Однако переродиться сразу всем существом герой не может. Разум принимает новую «идею», но «натура» живет еще в старом нравственном порядке. Абстрактная мечта постепенно овладевает сознанием. «Натура» отчаянно борется с ней, ужасается, старается не верить, притворяется, что не знает. Чтобы ослабить ее сопротивление, автор вводит мотив болезни; патологическое состояние героя постоянно подчеркивается: после убийства он четыре дня лежит в нервной горячке, и болезнь его продолжается до конца романа. Так Раскольников примером доказывает справедливость своей теории. Разве в статье «О преступлении» он не утверждал, что «акт исполнения преступления сопровождается всегда болезнью?». Только болезнь может сломить «натуру» разочаровавшегося романтика, победить отвращение эстета перед «пакостностью» убийства. Наконец, «натура» дает генеральный бой «безобразной мечте». В сне о лошади сосредоточено все сострадание Раскольникова, вся его боль и ужас перед мировым злом. Миколка бьет клячу по глазам оглоблей, приканчивает ее ломом. Герой видит себя ребенком. «Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут… С криком пробивается он сквозь толпу к Савраске, обхватывает ее мертвую окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы». Мистический ужас перед злодеянием охватывает его. Впервые он видит убийство не как алгебраический знак, а как пролитую кровь — и отшатывается. И он будет убивать, как Миколка… потечет кровь, липкая, теплая кровь. Раскольников отрекается от своего замысла… «Господи! Ведь я, все же равно, не решусь. Господи, покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой мечты моей». Сон о детстве воскрешает детскую веру, и безбожник обращается к Господу. Он рос в религиозной семье: «Вспомни, милый, — пишет ему мать, — как еще в детстве твоем, при жизни твоего отца, ты лепетал молитвы свои у меня на коленях, и как мы все тогда были счастливы». «Натура» выбрасывает из себя яд — мысль о преступлении. Раскольников радуется освобождению: «Свобода! Свобода! Он свободен теперь от этих чар, от этого колдовства, обаяния, от наваждения». Но победа добра не прочна. Идея уже проникла в подсознание и, после последней вспышки бунта, становится движущей силой, роком. Герой не управляет своей жизнью — он влеком; таинственные случаи неуклонно ведут убийцу к жертве. Случайно попадает он на Сенную и случайно узнает, что завтра в семь часов старуха будет одна. «Первоначальное изумление его сменилось ужасом. Ни о чем он не рассуждал и совершенно не мог рассуждать, но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли».

В день убийства он действует механически' «Как будто его кто‑то вел за руку и потянул за собой неотразимо, слепо, с неестественной силой, без возражений. Точно он попал клочком одежды в колесо машины, и его начало в нее втягивать». Воля к убийству предает человека во власть темной необходимости: он лишается свободы и действует, как сомнамбула; все происходит нечаянно и случайно — топор он берет не на кухне, как предполагал, а в дворницкой, случайно убивает Лизавету, забывает запереть дверь, не умеет ограбить. «Он, как в бреду… Он плохо помнил себя. Он но спал, но был в забытьи». Убийством заканчивается пролог. Ни герой, ни еще не знаем подлинной причины преступления.