Действительно он пережил какое‑то мистическое событие. С этого дня Достоевский больше никогда в жизни не играл. «Фантазия» исчезла мгновенно и навсегда.

Последнее впечатление от Европы было для писателя подтверждением и оправданием его христианского мировоззрения: люди, проповедовавшие рай на земле, кон чили парижской коммуной. Действительность поторопилась приготовить материал для автора «Бесов». 18 мая 1871 года он пишет Страхову: «Но взгляните на парижскую коммуну, В сущности, все тот же Руссо и мечта пересоздать вновь мир разумом и опьгтом (позитивизм). Они же лают счастья человека и остаются при определении слова «счастье» Руссо, т. е. на фантазии, не оправданной даже опытом. Пожар Парижа есть чудовищность. «Не удалось, так погибай мир, — ибо коммуна выше счастья мира и Франции». Но ведь им (да и многим) не кажется чудовищностью это бешенство, а, напротив, красотою. И так эстетическая идея в новом человечестве помутилась. На Западе Христа потеряли (по вине католицизма), и оттого Запад падает, единственно от того. Идеал переменился, и как это ясно!»

Шигалев и Петр Верховенский в «Бесах» — люди, прошедшие через опьгг па рижской коммуны.

В июле 1871 г. Достоевский получает тысячу рублей аванса из «PyccKoro вест ника» и возвращается с семьей в Россию. Перед отъездом из Дрездена, опасаясь обыска на русской границе, он сжигает ру копись «Идиота», «Вечного мужа» и первой редакции «Бесов». 9 июля он приезжает в Петербург; 16 июля у него рождается сын Федор. «Европейская ссылка» Достоевского продолжалась более четырех лет (14 апреля 1857 — 9 июля 1871 г.).

***

Анна Григорьевна сообщает в своих воспоминаниях: «Страхов усиленно приглашал моего мужа быть сотрудником «Зари». Федор Михайлович на это с удовольствием соглашался, но лишь тогда, когда окончит роман «Идиот», который так трудно ему давался и которым он был очень недоволен».

Окончив роман, он писал Страхову: «У меня есть один рассказ весьма небольшой, листа на два печатных… Этот рассказ я еще думал написать четыре года назад в год смерти брата, в ответ на слова Ап. Григорьева, похвалившего мои «Записки из подполья» и сказавшего мне тогда: «Ты в этом роде и пиши». Но это не «Записки из подполья», это совершенно другое по форме, хотя сущность та же, моя всегдашняя сущность, если только Вы, Николай Николаевич, признаете и во мне, как у писателя, некоторую свою особую сущность». Из маленького рассказа вырастает повесть в 11 печатных листов под заглавием «Вечный муж». Как всегда, первое увлечение сменяется недовольством и, наконец, отвращением. Писатель жалуется на жару во Флоренции, на припадки и безденежье. «Можете себе представить, какая это была каторжная работа, — пишет он С. А. Ивановой, — тем более что я возненавидел эту мерзкую повесть с самого начала».

«Вечный муж» был напечатан в первых двух книжках «Зари» за 1870 год. Софья Ковалевская сообщает в своих воспоминаниях, что Достоевский в 1866 г. рассказал однажды в их семье сцену из романа, задуманного еще в юности (сам автор писал Страхову, что замысел его повести восходит к году смерти брата, т. е. к 1865 году). Ковалевская так излагает содержание этой сцены.

«Герой, помещик средних лет, хорошего и тонкого образования, жил за границей, читает хорошие книги, покупает картины и гравюры. В юности вел беспутную жизнь, но потом стал серьезнее, посвящает себя жене и детям и пользуется всеобщим уважением. Однажды он просыпается утром, солнце светит в окно его спальни, все вокруг него чисто, красиво и уютно. И самого себя чувствует он чистым и достойным уважения. Во всем его теле разливается ощущение удовлетворенности и покоя. Как настоящий сибарит, он медлит вставать, чтобы подольше насладиться приятным состоянием общего физического удовольствия. Находясь между сном и бдением, он переживает в памяти различные прекрасные минуты своего последнего заграничного путешествия. Он снова видит очаровательную полосу света, которая падает на голые плечи святой Цецилии в Мюнхенской галерее. И ему приходит снова на память умная фраза из недавно прочитанной книги «о красоте и гармонии мира».

Вдруг, как раз в самой высокой точке его приятных мечтаний и переживаний, чувствует он какую‑то неприятную внутреннюю боль, смутное воспоминание. Так бывает с людьми, у которых старая рана, из •которой не была удалена пуля: несколько минут раньше им совсем не было больно — и вдруг заноет старая рана, ноет и ноет. Помещик начинает раздумывать: что же это значит? Ничего у него не болит, никакого у него нет огорчения, а между тем, что же сжимает его сердце все сильнее и сильнее? Наконец он начинает догадываться, что тут есть какое‑то воспоминание; он делает усилие, напрягает свою память и вдруг действительно вспоминает и притом так живо и реально, что все его существо испытывает такое отвращение, как будто это произошло вчера, а не двадцать лет тому назад. И в течение всего этого времени, в течение двадцати лет, это нисколько его не беспокоило. Он вспоминает, как однажды, после бурно проведенной ночи, увлеченный пьяными товарищами, он изнасиловал маленькую десятилетнюю девочку». И Софья Ковалевская припоминает, что ее мать криком ужаса прервала рассказчика.

Эта сцена превращается в экспозицию повести «Вечный муж». Мотив оскорбленной девочки, намеченный в «Преступлении и наказании» (Свидригайлов), развивается в «Бесах» (исповедь Ставрогина). Рассказ «Вечный муж» построен с необыкновенным искусством. В формальном отношении, быть может, это самое совершенное произведение Достоевского. Писатель всегда сознавал, что ему недостает «чувства меры», что композиция его романов — не гармонична. «Я совершенно не умею, — признавался он Страхову, — до сих пор не научился совладать с моими средствами. Множество отдельных романов и повестей стискиваются у меня в один, так что ни меры, ни гармонии…» Можно подумать, что в «Вечном муже» Достоевский поставил себе формальное задание и разрешил его блестяще. Построение рассказа поражает строгостью, пропорциональностью частей, единством плана и симметричностью эпизодов. Действие гармонически распадается на три части, из которых первая — праистория — отнесена в прошлое (роман Вельчанинова с женой Трусоцкого в городе Т.); вторая происходит в Петербурге (поединок Вельчанинова с Трусоцким), третья — эпилог — на станции одной из южных железных дорог (встреча Вельчанинова со второй женой Трусоцкого). Центральная часть, в свою очередь, делится на три периода, из которых каждый занимает пять глав. Композиция удовлетворяет всем правилам классической поэтики (экспозиция, завязка, восходящее действие, кульминация, катастрофа, развязка, эпилог); эпизоды распределены по строгому плану, детали как будто вымерены заранее. «Гармония» и «чувство меры» торжествуют. На этот раз писатель вполне «совладал со своими средствами». «Вечный муж» — шедевр русского повествовательного искусства.

Действие рассказа сводится к трагической борьбе «вечного мужа» с «вечным любовником». Между великосветским Дон Жуаном Вельчаниновым и провинциальным чиновником Трусоцким — лежит пропасть. Автор подчеркивает их противоположность — социальную, психологическую, духовную. Они — антиподы, естественно отталкивающиеся друг от друга. После первой же их встречи мы предчувствуем неизбежность столкновения и борьбы не на жизнь, а на смерть. Мотив взаимного отталкивания проводится с нарастающим напряжением. Но параллельно ему, постепенно возникает и растет противоположный мотив — взаимного притяжения. Соперники и смертельные враги — таинственно схожи; у них общая судьба: в духовном плане они образуют пару и дополняют друг друга. Они не могут выносить друг друга, но не могут и существовать друг без друга. Их ненависть — любовь; это два каторжника, прикованные к одной цепи. Вельчанинов — «человек, много и широко поживший», воспитания самого великосветского, к 39 годам вдруг чувствует себя постаревшим и заболевает острой ипохондрией. Тяжба по имению принимает дурной оборот; он остается на лето в Петербурге, и белые ночи, пыль и духота еще более раздражают его нервы. Его «великосветская нахальная самоуверенность», уменье нравиться женщинам, веселость и легкомыслие сменяются тоскою и брюзгливостью. В глазах его появляются грусть и цинизм; он начинает любить одиночество и задумываться над «высшими причинами». По ночам, во время бессонницы, мысли и ощущения его раздваиваются. «Внезапно и Бог знает почему» ему вспоминаются происшествия из давно прошедшей жизни и воспоминания все «язвительные». Он ви дит перед собой старичка–чиновника, кото рого он оскорбил ради удачного каламбу ра; жену школьного учителя, оклеветанную им «единственно для шутки», девушку–мещанку, с которой он, «сам не зная для чего», прижил ребенка. Все эти шалости кажутся ему теперь настоящими преступлениями, но в то же время он знает, что «все эти слезные раскаяния» бесплодны и что никогда он не изменится. Вельчанинов представлен нам в состоянии душевного кризиса, особого нравственного заболевания. Оно начинается в форме тоски, смут ной и беспричинной; потом постепенно ма териализируется в образе «незнакомца с крепом на шляпе». Чувство вины таинственно связано с этим господином в трауре. Вельчанинов вспоминает, что встретил его на улице недели две тому назад и почувствовал беспредметную злобу. При второй встрече он плюет от «бесцельного отвращения». После третьей — – начинает неотступно о нем думать. После четвертой — злоба его переходит в бешенство: «Я, ей–Богу, исколочу его. Жаль только, что я хожу без палки! Я куплю палку!» Наконец, встретив незнакомца в пятый раз в ресторане, он кричит ему: «Эй вы! Креп на шляпе! Теперь прятаться! Стойте: кто вы такой?» Траурный господин в смущении убегает, и герой удивленно себя спрашивает: «А что, если и в самом деле не он ко мне, а я, напротив, к нему пристаю и вся штука в этом?» В ту же ночь ему снится сон: толпа людей обвиняет его в совершенном им преступле нии, среди них находится какой‑то стран ный человек, которого он когда‑то очень любил и от которого теперь ждет обвине ния или оправдания. Но человек молчит, и Вельчанинов начинает его бить с остервенением и «бесконечным наслаждением». Вдруг раздаются три звонких удара в колокольчик. Герой просыпается, приподнимает гардину на окне и на противоположном тротуаре видит «господина с крепом». Через несколько минут в комнату его входит Павел Павлович Трусоцкий. Так, медленно осознает Вельчанинов свою таинственную связь с «другом–врагом». Отталкивание, злоба, отвращение, бешенство, жажда убийства растут одновременно с притяжением. Он не может не думать об этой «каналье». Он заворожен незнакомцем. «Опять я за свое! — досадует он. — Я опять о нем! И какого черта мне в его взгляде? Жить что ли я не могу без этого висельника!» Трусоцкий возникает из кошмара Вельчанинова как фантазм его заболевшей совести, как его воплощенный грех. Достоевский вступает в темную и еще неисследованную область метапсихического общения человеческих сознании. Девять лет назад герой попал в город Т., бывал в доме чиновника Трусоцкого и сделался любовником его жены Натальи Васильевны. Связь эта продолжалась целый год. Наталья Васильевна, женщина развратная и холодная, обладала «даром порабощения и владычества». Когда Вельчанинов ей надоел, она выбросила его, как «старый, изношенный башмак», и завела себе любовника помоложе. Мужа она держала в повиновении: он обожал ее, ничего не замечал и был счастлив. Павел Павлович являл собой классический пример «вечного мужа»: он был «только муж и ничего более».

Трусоцкий сообщает Вельчанинову о смерти жены; он приехал в Петербург с дочерью Лизой, которая родилась через восемь месяцев после отъезда Вельчанинова из Т. Павел Павлович пьянствует, развратничает и истязает несчастную девочку. Вельчанинов догадывается, что Лиза его дочь, и помещает ее в семью своих друзей. Центр нашего внимания постепенно передвигается с любовника на «вечного мужа». Трусоцкий окружен загадочностью: сначала робкий и почтительный, он становится все развязнее, насмешливее и наглее. Своей тайны он не выдает до конца, и только в развязке мы понимаем его странное поведение. Он говорит Вельчанинову, что нашел переписку жены с другим ее любовником, Багаутовым; герой припоминает, что сам не написал Наталье Васильевне ни одного письма, и постоянно спрашивает себя: знает ли муж о его связи с покойницей или не знает? Он уверен, что Лиза его дочь, но и тут Трусоцкий коварно поддерживает его сомнения. Любовник желает открытой, честной борьбы; муж прячется в шутовство, в насмешливые уверения в преданности, в двусмысленные излияния чувств. Он заставляет любовника пить с ним шампанское и лезет лобызаться.

Все двоится, путается, зыблется в Трусоцком: он воплощает в себе «раздвоение мыслей» героя. «Мне его нужно, этого человека! — восклицает Вельчанинов. — Его надо разгадать, а уж потом и решать. Тут дуэль». И он чувствует, что с этой разгадкой связана его судьба. Трусоцкий — ядовитый туман, поднявшийся со дна его собственной души и грозящий отравить его. Если он разгадает — чары исчезнут, и он выздоровеет. Борьба принимает трагический характер, это борьба за жизнь. Трусоцкий, хихикая и взвизгивая, кружится вокруг Вельчанинова мелким бесом, оплетает сетью намеков, язвительных шуточек, чувствительных гримас и злобных подмигиваний. Любовник во власти этого «шута» и «сумасшедшего», и он своим грехом сам создал эту жуткую связь. Смерть Лизы представляется ему освобождением: ему кажется, что, потеряв дочь, которую он успел горячо полюбить, он «сквитается» со своим противником. На этом заканчивается первая часть. Это не конец, а только передышка перед новой, более сильной схваткой врагов.