Сборник "Блок. Белый. Брюсов. Русские поэтессы"

Блоки поселились в маленькой «демократической» квартире на Лахтинской улице, в четвертом этаже. Денег у них было мало, обстановка самая скромная. О своем «чердаке» на Петербургской стороне поэт пишет:

Что на свете выше Светлых чердаков? Вижу трубы, крыши Дальних кабаков. («На чердаке»)

В другом стихотворении:

Одна мне осталась надежда: Смотреться в колодезь двора. Светает. Белеет одежда В рассеянном свете утра. («Окна во двор»)

И снова тот же мотив:

Хожу, брожу понурый, Один в своей норе. Придет шарманщик хмурый, Заплачет на дворе.

Этот «городской пейзаж», открывающийся из чердачного окна, вырастает в тему судьбы человека («В октябре»):

Открыл окно. Какая хмурая Столица в октябре. Забитая лошадка бурая Гуляет на дворе. Да и меня без всяких поводов Загнали на чердак. Никто моих не слушал доводов, И вышел мой табак.

Прошла жизнь, звезда закатилась. В последний раз распрямляются его крылья, и он бросается вниз:

Лечу, лечу к мальчишке малому Средь вихря и огня… Все, все по-старому, бывалому, Да только — без меня.

В сентябре Белый снова в Петербурге; Любовь Дмитриевна пишет ему, что они еще не устроились на новой квартире, и просит повременить с посещением. Десять дней он сидит в полутемном номере на Караванной и ждет; с отчаянием в душе бродит по угрюмым улицам. Наконец, приходит приглашение от Любови Дмитриевны. Беседа их продолжается пять минут. Содержание ее мы не знаем. Белый пишет о ней так: «Всего— пять минут! Из них каждая, как сброс с утеса — с утратой сознания, после которого новый сброс; пять минут— пять падений, с отнятием веры в себя, в человека: на пятой минуте себя застаю в той же позе, как и в „Праге“ перед Блоком».

Он слетает с лестницы, выбегает в туман, на улицу; хочет броситься в Неву — но видит под собой баржи и рыбные садки и решает дождаться рассвета. В номере на Караванной пишет прощальное письмо матери, проводит бессонную ночь. В девять часов утра посыльный приносит записку от Любови Дмитриевны: она просит приехать немедленно. Происходит примирительный разговор. «Не стану описывать, — говорит Белый, — как порешили расстаться, чтобы год не видеться: в себе разглядеть это все, отложить решения; по-новому встретиться».

В тот же день он уезжает в Москву, а через две с половиной недели— за границу.

Почему Любовь Дмитриевна так беспощадно «уничтожила» Белого, с которым еще недавно хотела связать свою судьбу? Почему в пять минут убила в нем «веру в себя», «веру в человека» и почти довела до самоубийства? Конечно, она была раздражена его «безумствами», упорными домогательствами, угрозами и цитатами из Когена и Риккерта. Конечно, она поняла свою ошибку и знала, что не любит его. И все же — всеми этими причинами нельзя объяснить ее жестокости.