Нет, жизнь и счастье до утра Я находил не в этом взгляде!

Поэт до боли сжимает ее пальцы — больше они не встретятся. На прощание он дарит ей колечко:

Прощай, возьми еще колечко. Оденешь рученьку свою И смуглое свое сердечко В серебряную чешую.

Трезвое утро убило ночную любовь. Припоминаются строки из стихотворения «К Музе»:

…И любови цыганской короче Были страшные ласки твои.

И вновь звучит лирическая тема «безумия любви». И те же «стихийные символы»: заря в крови, грозовая туча. Поют восторженно и нежно, как цыганская гитара, строфы:

Испуганной и дикой птицей Летишь ты, но заря в крови… Тоскою, страстью, огневицей Идет безумие любви… Пол-сердца — туча грозовая, Под ней — все глушь, все немота, И эта — прежняя, простая — Уже другая, уж не та… («Есть времена, есть дни…»)

Кажется, что в рыдании скрипок звучит ее голос «низкий и грудной», что она отвечает на первую его любовь.

В стране, где «вечный снег и вой мятели», она— прекрасный сон, «южный блеск», стан ее напоминает стан газели, легкий звон вальса окружает ее. Недаром это стихотворение помещено в отдел «Арфы и скрипки»; прозрачной и нежной мелодией арфы звенят строфы:

И я боюсь тебя назвать По имени. Зачем мне имя? Дай мне тревожно созерцать Очами жадными моими Твой нежный блеск, забытый мной, Напоминающий напрасно День улетевший, день прекрасный, Убитый ночью снеговой. («Ты говоришь, что я дремлю»).

Мелодия этих строк создается сочетанием шипящих ч, ж, щ (зачем, тревожно, жадными, южный, напоминающий, ночью) с протяжно-плавными— м, и, н (имени, мне, имя, очами, жадными моими, мне южный, мной, напоминающий, напрасно, ночью, снеговой). Элегия Блока мелодически близка к гениальным строкам Пушкина:

…Не пой, красавица, при мне… Напоминают мне оне…

А рядом с очарованием романтического романса — цыганская хоровая песня под гитару, неистовая и вольная, как счастье. Передача этого напева в звуках и ритмах стиха — предел технического мастерства:

Натянулись гитарные струны, Сердце ждет. Только тронь его голосом юным Запоет! И старик перед хором Уже топнул ногой. Обожги меня голосом, взором, Ксюша, пой! И гортанные звуки Понеслись, Словно в серебре смуглые руки Обвились… Бред безумья и страсти, Бред любви… Невозможное счастье! На! Лови!