О т е ц. И не думаю сбивать. Я лишь указываю вам, что вы тоже верующий, только не в Бога.

Равным образом неправильно огульное обвинение верующих и духовенства в ненависти к народу.

Комсомолец. А вы, товарищ, несознательный. Знаем мы этих верующих! Каждый поп не о Боге, а о пузе своем думает. Небось, как прижали их хорошенько, так и завопили: «веруйте в Бога, а нам несите денежки!» А кто при царизме угнетал народ? А что интеллигенция–то в Бога заверила, так это, знаете, немногого стоит. Притиснули, так и в церковь побежали. «Помоги, мол, нам, Боженька, снова придушить рабоче–крестьянскую власть». Только нет! — Теперь конец вам пришел, крышка! Царству пролетариата не будет конца.

О т е ц. И тут–то вы только переиначиваете слова христианской молитвы, которые, наверно, так переиначенными прочли на Литейном.

Комсомолец. На проспекте Володарского, товарищ. Вы, хоть и в тюрьме, а декретов рабоче–крестьянской власти не нарушайте. Написано «Володарского», так и говори «Володарского». И Боженьку своего с маленькой буквы пиши.

Отец. Чего вы взъелись–το? Сами же в тюрьме сидите.

Комсомолец. Я, знаете, по партийному делу.

Отец. По партийному или не по партийному, а сидите. Не я с вами, а вы со мной разговор начали. Так уж и меня послушайте.

Комсомолец. Спать пора, товарищ! Чего там слушать!

Факты говорят о противоположном.

Отец. Вот возьмите–ка мою папироску. — Вы ошибаетесь, думая, будто цари и попы о народе не думали. Наверно, думали, раз народу жилось лучше, чем сейчас. Забота измеряется делами, а не словами, да прокламациями. И не справедливо, что все попы и все верующие — враги народа. Многие верили и верят искренно, а не по личному интересу.

Комсомолец. Конечно, есть несознательные.

Отец. Опять вы за свое. Не хотите вы видеть хороших людей! Мало ли епископов, монахов, священников кровью своею заплатило за веру, а не за контрреволюцию. Ведь оттого что вы меня назовете контрреволюционером, я им еще не сделаюсь. А вы всякого готовы считать контрреволюционером. А как умирали многие священники! Иные благословляли убийц и молились за них. Один священник, уже старик, когда расстреливали через десятого, сам стал на место молодого. Какая уж тут контрреволюция! Вы этих случаев не знаете, потому что знать не хотите. Я же видел священников и в городе и в деревне, которые в 19–ом году голодали вместе со своей паствою и делились с нею последним куском, да еще находили в себе силы утешать и ободрять других. И во время революции и до революции много было среди духовенства людей хороших и даже праведных. Есть много и теперь.

Комсомолец. Я же сказал, товарищ, что есть несознательные.