в силу такого двуединства верующего с постигаемым, какого нет в разумном знании.

не доказывается разумом), потому что он выше сомнения и в сомнительных доказательствах не нуждается. Но вместе с тем он и не принуждает, не лишает верующего свободы, так как его нельзя назвать данным. Ведь постигаемое верующим так соединено с ним, что есть и сам верующий.

Поэтому можно сказать, что верующий как б ы соучаствует в созидании того, во что верит.

У ч и т е л ь. Вы хотите сказать, что предмет веры субъективен?

О т е ц. Да нет же! Почему вас так смущает единство верующего с постигаемым? Вы видите эту тусклую электрическую лампочку и не сомневаетесь, что она есть сама по себе.

е. надежно, а не бессмысленно, только в случае двуединства познающего с познаваемым, — почему двуединство не возможно в акте веры? А оно в нем больше и полнее, чем в акте знания. В акте знания разъединенность преобладает над единством; и потому он сомнителен, и потому познаваемое в нем дано принудительно. В акте веры вся разъединенность восполнена единством; и потому в нем нельзя говорить о данности, т. е. о принудительной данности. В акте веры я свободно стремлюсь к абсолютному и настолько сливаюсь с ним, что нас уже нельзя разъединять, пока не ослабела моя вера.

У ч и т е л ь. Где же все–таки тут свобода?

Отец. Свобода в том, что я стремлюсь к абсолютному. Если оно, действительно, абсолютно, — в нем все (иначе нечто иное, ограничивая его, делало бы его не абсолютным). Если в нем все, в нем и я, а вне его — я ничто, не существую. Если в нем я, в нем и мое стремление к нему. Если же так, то мое стремление к нему есть как бы и его стремление, как бы и оно само, т. е. ничем иным не ограничено, т. е. свободно. Оно создает меня и мое стремление, как свободу. Я не оно, но, если нас следует различать, нас нельзя разъединять. Я — и одно с ним и отличен от него.

Учитель. Как это возможно?

О т е ц. А как возможно, что вы существуете и сознаете себя существующим? Весь вы — ваше существование, и весь вы — ваше сознание этого существования, и весь вы — и существование и сознание его сразу, но ваше существование не есть ваше сознание его.

Учитель. Следовательно, есть нечто высшее, чем я и абсолютное?

Отец. Это и есть само абсолютное.

Учитель. В таком случае я — то же самое абсолютное?

Отец. Нет, вы — только творение его человек.

И эта свобода веры нимало не опорочивается доверием к авторитету.

Учитель. Над этим я должен подумать… Но разъясните мне еще одно недоумение. — Фактически вера всегда является признанием чего–то сказанного другими, и верующие люди постоянно ссылаются на слова святых, на тексты священного Писания, одним словом — на авторитет. Авторитет же, согласитесь, не является доказательством убедительным.

Отец. Могу вам ответить на это. — Авторитету я доверяю, только предполагая, что он говорит истину. Это не освобождает меня от долга исканий и сомнений. Православная вера, в отличие от католической, не есть доверие к авторитету. В истинности того, что говорит авторитет, я еще должен «удостовериться» и удостоверяюсь непосредственно, хотя и соборно или церковно. Если, например, авторитет говорит мне, что Бог троичен в ипостасях, я, доверяя авторитету, ищу, сомневаюсь и ciapaюсь постичь это, пока не удостоверюсь, т. е. пока не поверю.

Учитель. А если не удостоверитесь?

Отец. Пока не удостоверюсь, до тех пор не поверю. Но я сознаю слабость моего ума и немощь моей веры. Поэтому, из доверия к авторитету, я буду остерегаться категорически отвергать утверждаемое им. Так ведь и вы остерегаетесь решительно отвергать новую научную теорию, даже нелепую, если она высказана гениальным ученым.

Учитель. Все у вас выходит так просто и гладко, что я начинаю недоумевать, почему же я сомневаюсь. Откуда мое сомнение, если я соединен с несомненным?

Выяснив же достоверность, легко объяснить и сомнение,