«Совершилось!» ((τετίλεσται). Эти слова, сказанные Иисусом на кресте, согласно Евангелию от Иоанна (XIX, 30), могут быть поставлены эпиграфом над всей проповедью христианства. Пропасть заполнена, Слово Божие явилось во плоти, «и мы видели славу Его». Вся апостольская проповедь есть свидетельство — именно прежде всего свидетельство, и более того: только свидетельство. Ибо все остальное вытекает из этого. Совершилось, исполнилось, томление утолено. То, что цари и пророки жаждали видеть и не видели, слышать и не слышали, то теперь ученики видели и слышали. Поэтому «блаженны очи ваши… (Мат. 13. 16–17, Лук. 10. 23). — «Руки наши осязали», и это было «Слово Жизни!» Поэтому, «кто жаждет, да идет ко Мне и да пиет. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой». Здесь, среди нас — величайшее сокровище, неизъяснимое, превозмогающее Присутствие. — Поэтому Царство Вожие подобно купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, все продал, чтобы приобрести эту жемчужину; или подобно сокровищу в поле: человек, нашедший его, все продал и приобрел то поле. Павел всем пренебрег, все почел за сор, чтобы приобресть Христа. Поэтому «мы ничего не имеем, но всем обладаем». Поэтому апостолы радуются в страданиях. Поэтому они уже не себе принадлежат: «Любовь Христова объемлет нас рассуждающих так: если один умер, то все умерли, чтобы живущие уже не для себя жили, но для Умершего за них и Воскресшего» (2 Кор. 5. 17).

«Благая весть» есть исполнение и ожиданий мира, истории, человечества. И все обетования Божии в Нем «да» и в Нем «аминь» (2 Кор. 1. 20). И насыщается душа … «Верую, Господи!» восклицает исцеленный слепорожденный, «и поклонился Ему» (Ин. 9. 30). «Господь и Бог мой!» говорит Фома (Ин. 20. 28). «Не горело ли в нас сердце наше», говорят друг другу ученики, бывшие в Эммаусе, по отшествии от них Иисуса.

Умиренное томление. «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мат. 11. 28). «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам». Овец Его — никто не похитит из руки Его (Ин. 10. 28).

«Поздно я познал Тебя, поздно я возлюбил Тебя, о Красота столь давняя, и столь новая!» восклицает Августин.

Но — мы видели — не только «психологическое» заполнение, умирение томления принесено благой вестью. В Нем все обетования Божии «да» и «аминь». В Нем совершился и исполнился план Божий о мире. Не мечты, а исполнение; не отвержение мира, а спасение его и преображение его. Освящение плоти и тела и ткани жизни и истории и судеб мира: ибо Слово стало плотию. И утишается томление всего мира, всей твари, всего существующего. Ибо и вся тварь «стенает и мучится доныне» — «в надежде, что и сама тварь будет освобождена от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8. 21).

Удовлетворение томления осуществлено реально, исторически, в историческом лице: в живой личности Того, Кто был воплощенное Слово, раскрывшаяся, не абстрактная, а живая, бесконечно снисходящая, бесконечно сострадающая и состраждущая и победившая жало смерти — Любовь Божия. И вместе с тем взор устремлен вперед — к грядущей полноте откровения этой Побед ы — когда «Бог сотрёт всякую слезу с очей их, и смерти уже больше не будет» (Апок. 21. 4). Поэтому мы еще стенаем и томимся (στενάζομ,εν βαρονμ,ενοι) не потому, что хотим совлечься, облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью», пишет апостол Павел (2 Кор. 5. 4). Но полнота и центр и смысл жизни уже нам даны — во Христе. Поэтому, «для меня жизнь — Христос, и сама смерть «приобретение» (Флп. 1. 21). В Нем — так веруют христиане — мы уже прикоснулись к Источнику воды живой.

8

Характерна и еще более значительна — и обратная струя: ответ Бога, или еще вернее: искание нас Богом. Искание Им нас предшествует нашему исканию Его. Не мы первые ищем. Наше искание Бога уже вложено в нас Богом и есть, как мы уже говорили вначале, зов Бога, выражающийся в нашем томлении по Нем: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3. 20).

Но еще более того: не только зов Бога, пробуждающий наше томление, но Бог активно выходит нам навстречу. «И когда он был еще далеко, увидел его отец и сжалился и, побежав, пал на шею ему и облобызал его», — читаем мы в притче о блудном сыне. «Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее»: Он оставляет 99 овец в пустыне и отправляется искать заблудившуюся овцу. «Пастырь добрый душу свою полагает за овец своих. Инициатива Бога, активность Бога, искание нас Богом, снисхождение Сына Божия, чтобы «искать и спасти погибшее», снисхождение даже до смерти, смерти же крестной: Бог, жаждущий спасения душ наших, — вот в этом наше спасение, в этом, согласно христианству, — смысл истории мира. «Не мы Его возлюбили, а Он возлюбил нас и отдал Сына Своего, как умилостивление за грехи наши» (1 Ин. 4.10).

В этом–то и залог удовлетворения томления, что оно есть отзвук будящего наши души искания нас Богом и обретения нас Богом. «Я стремлюсь, не достигну ли я, как и я уже был достигнут, захвачен Иисусом Христом» (Фил. 3. 12). В этом, и только в этом — весь смысл христианского благовестил. «В том любовь…. что Бог послал Сына Своего Спасителем миру» (1 Ин. 4. 10, 14). «Поклоняемся снисхождению Твоему», — поет Церковь.

Пути познания Бога

Как доказать, что Бог есть? Можно ли доказать, что Бог есть? Можно ли доказать так же логически–отчетливо и научно–убедительно, как то, что дважды два— четыре? Вот — вопрос огромного, основоположного значения. Но ведь есть же так называемые «доказательства бытия Божия», весьма распространенные в Средние века, нередко употребляемые и поныне. Есть так называемые «доказательства», исходящие и от целесообразности строения мира и его отдельных частей, и от стремления ума человеческого восходить все дальше — к конечной, основной Первопричине всякого бытия, и из нравственного закона — нашей совести, — живущего в нас, и из томления — неясного или определенно выраженного — бесчисленных людей, бесчисленных поколений человеческих по истинно–реальной, непреходящей, питающей и единой насыщающей душу Полноте Бытия и, наконец, и из несравнимого ни с чем, необъяснимого, казалось бы, повседневным нашим окружением — величия и всего содержания этой идеи о Боге, превышающей все данные повседневного опыта человека, превышающей и все то, что человек может себе представить. Эти доказательства получили в учебниках философских и богословских и соответственные ученые философские названия: доказательства телеологическое, космологическое, нравственное и психологическое и, наконец, самое трудное и философское — доказательство «онтологическое». О них много писалось и говорилось, они развенчивались, или напротив, указывалось на их ценность.

Мы подходим к ним со смешанным чувством: уважения, признания их известного, условного значения и … разочарования. Они, конечно, прежде всего не доказательства.