On the Abundant Life

«Животе, как умираеши? Как и во гробе обитаеши? Смерти же царство разрушавши и от ада мертвые восставляеши?»

«Величаем Тя, Иисусе Царю, и чтим погребение и страдания Твоя, ивдиже спасл еси от нетления».

«Иисусе Христе мой, Царю всех, что ища к сущим во аде пришел еси? Или род отрешити человеческий?»

«Владыка всех зрится мертв, и во гробе новем полагается, истощивый гробы мертвых».

«Животе, во гробе положился еси, Христе, и смертию Твоею смерть погубил еси, и источил еси мирови жизнь» …

«Тебе положену во гробе, Создателю Христе, адская подвизашася основания, и гробы отверзошася человеков» …

«На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего, даже до ада снизшел еси, ищай»… (Вел. Суббота, утро).

Ср., напр., еще:

«Распялся еси мене ради, да мне источиши оставление, прободен был еси в ребра, да капли жизни источиши ми; гвоздями пригвоздился еси, да аз глубиною страстей Твоих на высоте державы Твоея уверяем, зову Ти: Живодавче Христе, слава Кресту, Спасе, и страсти Твоей». (Вел. Пяток, утро).

Итак, в том, и только в том наше спасение, что разверзлись глубины, бездонные глубины, бездны любви Божией.

«Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши» (1 Ин. 4. 9–10). — «Я есмь Пастырь добрый; пастырь добрый полагает жизнь свою за овец … Я есмь Пастырь добрый, и знаю Моих, и Мои знают Меня … и жизнь Мою полагаю за овец … Потому любит Меня Отец, что Я отдаю ее.

Имею власть отдать ее, и власть имею опять принять ее. Сию заповедь получил Я от Отца Моего» (Ин. 10. 11, 14, 15, 17, 18).

Почему же он пострадал? и умер? Бог не мерит любовь Свою. Ибо больше любви нельзя было проявить  [97]. Он сошел до самых глубин естества нашего, до крестной смерти: «На землю сшел еси, да спасеши Адама и на земли не обрет сего, даже до ада снизшел еси, ищай»  [98]. Даже до ада снизшел еси. Он пошел туда, где мы были. Мы были в лоне смерти. — Он снизошел к нам в лоно смерти, чтобы быть с нами «Больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя». «Вы — друзья Мои», так говорит Сам Христос в прощальной беседе. Он хотел проявить наибольшую любовь, больше которой нет.

Крестная смерть есть высшее проявление бездонной, безмерно изливающейся — даже до самых глубин падения нашего и оставленное нашей  [99], до пропасти смерти — любви Божией  [100]. И Он заполнил пропасть смерти: «Смертию смерть поправ» … Почему это было нужно? Разве не мог человек меньшей ценою быть спасенным? — Но разве можно Любви ставить такой вопрос? В том и любовь Божия, что она не считает, а дает себя безгранично, в том и ее превозмогающая сила. «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши». Как Бог «не мерою дает духа», так не мерою изливается вечный избыток Божественной любви. «Снисхождение к уничиженному есть некий преизбыток», говорит Григорий Нисский («Большое огласительное слово», XXIV) Это есть то, что Апостол Павел называет: «всякое познание превосходящая Любовь Христова» ((την νπερβάλλονσαν τής γνωσεως άγαττην τον Χριστοί — Еф. 3.19). Он увидел нас страдающими и пришел разделить наши страдания. Из Христа сострадающего вырастает осмысление всем нашим страданиям. Для чего же Он это сделал? Чтобы примирить нас с Богом. «Мы посланники от имени Христова», говорит Апостол: «и как бы сам Бог увещевает чрез нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2 Кор. 5. 20)  [101]. Мы отвернулись от Бога. Единственная сила, могущая растопить и согреть наши окаменевшие сердца, есть бесконечная, не знающая границ любовь Божия, выразившаяся в вочеловечении Сына Божия, в Его страдании и смерти ради нас [102].