Неадекватность всех наших познавательских средств перед превосходящим величием Тайны Божией и тайны снисхождения Божия, о чем не устает говорить Православная Церковь, эта глубина и тайна снисхождения, о которой в 13 веке в изумлении св. Франциск восклицал: "О sublimitas humilis, о humilitas sublimis" — эта всепокоряющая реальность Божия и безмерность любви (о которой свидетельствуют, напр., две великие итальянские мистические созерцательницы Средних Веков и эпохи Возрождения — Екатерина Сьеннская и Екатерина Генуэзская и еще больше, может быть, английская созерцательница конца 14 века — Lady Julian of Norwich), превышающие способности нашего постижения, но раскрывающиеся нам действенно через преображение нашей жизни, через начало нашей жизни во Христе, — то, о чем учил, напр., Исаак Сирин и другие отцы Востока (и из чего в России родилась в 19 веке религиозная философия Ивана Киреевского - его учение о познании Истины) - все это теперь со все увеличивающейся силой и глубиной свидетельствуется руководящими мыслителями и богословами нынешней Католической Церкви (не всеми, конечно) в противовес схоластическому логическому рационализму, в значительной мере господствовавшему в католическом богословии доныне, (я не говорю, конечно, о жизни подвига и праведности, которых так много в западном христианстве). Тем самым католическое богословие возвращается к своим собственным истокам, к нашим общим истокам — к свидетельству апостолов Павла и Иоанна о превозмогающем и животворящем характере познания Истины, к свидетельству и общему преданию великих Отцов Восточной Церкви. Поэтому так привлекает теперь католических богословов (Urs von Balthazar's и других) изучение Григория Нисского, Оригена, Максима Исповедника; поэтому такое большое впечатление, именно в руководящих католических кругах, произвела маленькая, но очень сконцентрированная книжка молодого еще, рано умершего, нашего богослова и религиозного философа Владимира Николаевича Лосского "Essai sur la théologie mystique de l'Eglise orthodoxe".

Особенно громко заговорили в Католической Церкви голоса о внутреннем обновлении жизни Церкви и методов ее богословия, когда инициатива к этому пришла сверху, т. е. в период подготовления к Второму Ватиканскому собору, во время его и после него. Эти голоса отнюдь не звали к радикальной перемене и ломке (были, конечно, и такие, но они не имели большого значения), а, напротив, к духовному обновлению Церкви в духе древнейших традиций, вдохновлявших жизнь Церкви, и в особенности в смысле усиленного осознания соборного начала. В многочисленных работах французских богословов появляется и настойчиво повторяется слово "collégialité", соответствующее хомяковскому термину "соборность", слово, насколько мне известно - новое, до этого времени совершенно необычное в католическом рядовом богословии. Подчеркивается и участие мирян в ответственности за жизнь Церкви[6]. И особенно замечательны и значительны голоса ряда видных и даже руководящих иерархов Католической Церкви, раздавшиеся на самом Соборе[7].

Истина воплощения Сына Божия — Слово действительно стало плотью и обитало с нами, "и мы видели славу Его" (Ин 1. 14) - и начавшееся через это преображение всего тварного мира, особенно же через победу Сына Божия над Смертью, через Воскресение Его из мертвых[8], в котором мы и весь мир призваны быть участниками.

В победе Его над смертью — основа и непосредственный корень христианского благовестия. Это опять со всей глубиной и силой было почувствовано, осознано рядом руководящих протестантских богословов и религиозных мыслителей и писателей ХХ-го века. И эта сила Воплощения и Воскресения Христова является уже теперь началом, освящения жизни. Кроме уже названного выше швейцарца Оскара Кульмана, миросозерцание христианского реализма ярко представлено Wilhelm'oм Stählin'oм, а также некоторыми деятелями так называемого "Высокоцерковного движения" ("Hochkirchliche Bewegung"), возглавлявшегося некоторое время недавно скончавшимся известным ученым Friedrich'oм Heiler'oм "Бернейхенского кружка" ("Bernenchener Kreis"); они особенно были активны в 20-х и 30-х годах нашего столетия; и вообще целым рядом протестантских богословов Германии. Особенно должны быть упомянуты A. Köberle, далее книга Эмиля Бруннера "Det Mittlet" ("Посредник" - 1927 г.), написанная под сильнейшим воздействием (как автор сам указывает) богословия св. Иринея Лионского и, конечно, наряду с произведением W. Stählin'a, "Религиозный смысл Воскресения", "Theologie der Auferstehung" W. Künneth'a (1933г.). Это замечательная книга, пронизанная тонами пасхального благовестия и победного христианского реализма. Из других современных нам протестантских богословов, охваченных первохристианским созерцанием тайны снисхождения Божия, назову убежденного деятеля по сближению христианских церквей — профессора Шлинка из Гейдельберга и других участников богословского журнала "Kerygma und Dogma".

Английское богословие XX века (особенно в 20-х и 30-х г.) обогатилось целым рядом богословских произведений, проникнутых созерцанием тайны Воплощения. В первую очередь назову два знаменитых сборника статей разных авторов "Essays Catholic and Critical" и "Essays on Trinity and Incarnation" и замечательную книгу L. S. Thomton'a "The Incarnated Lord", 1929 r.

Особенно значительным является в связи с этим пробуждение сознания Церкви, т. е. сознания реальности, благодатной реальности Церкви во многих протестантских кругах, особенно в период между Первой и Второй Мировыми войнами. Замечательна в этом отношении, например, роль выдающегося престарелого вождя французских реформатов, пылающего духом пастора Wilfred'a Monod'a на богословском съезде протестантов "Journées Protestantes" в 1930 году в Valence (во Франции).

Le Mystére de l'Eglise — "Тайна Церкви" — так начинает он свой доклад. Но мы, т. е. протестантский мир, мы потеряли понимание того, что такое - Церковь.

"Наши души, насильственно отрезанные преследованиями от своей исторической кафоличности, уподобляются иногда людям, изувеченным на войне: нас отрезали от наших самых драгоценных литургических традиций; папский клерикализм навязал нам естественную и понятную позицию реакции против Рима, но она часто застывала в бесплодных протестах..."

"Наконец, если говорить правду, протестантизм, как таковой, протестантизм во внутренней сущности своей, протестантизм спасения через веру (только) склоняется - намеренно или невольно - преуменьшать значение внешне данных даров благодати и значение Церкви.

Мы не можем не признать, что наше учение о Церкви представляет слабый пункт протестантизма во Франции; мало того: здесь у нас пробел или, вернее, пустота, зияющая прореха.”

"В самом деле, - восклицает Моно с нескрываемым волнением, - наша умственная и духовна растерянность пред идеалом Церкви, как Тела Христова, меня глубоко волнует; наше невежество в этом отношении меня приводит в смущение, наше равнодушие меня потрясает. И перед Посланием к Ефесянам — оно вновь открывается нам — я чувствую, как глаза мои наполняются слезами."