Бог не только отражается в мире и обосновывает его: Он в нем пребывает. У кого сердце открыто Богу, кто любит и ищет Бога повсюду, тот живо ощущает присутствие Божие во всем благом, что есть в твари и в целом великом, богозданном космосе. Мы воспринимаем в мире всемогущую, премудрую, прекрасную силу Божию, бесконечно превышающую сам тварный мир. Речь идет на о философских умозаключениях от бытия твари к бытию Божию, но о непосредственном переживании Богоприсутствия в мире. Это переживание может быть связано и с размышлениями о смысле и красоте мира и с восприятием мощи природы, ее жизненной силы. Оно может быть и прямым откровением Божиим, в котором мы одновременно постигаем совершенство Бога и Его творения… Встреча с Богом в мире тем более естественна, что мы живем постоянно окруженные природой и что сама природа толкает нас к Богу. Идея мира и нашего тела, как храма Божия, общепринята в христианстве; она основана на живом восприятии Бога в нас и в мире, которое несомненно переживали с глубочайшей радостью и благоговением тысячи христиан.

Не надо, однако, забывать, что, когда мы встречаем Бога в мире, мы фактически выходим за его пределы. Во–первых, самое восприятие мира уже духовно: тело только «инструмент», благодаря которому мы соприкасаемся с миром; но пережить, постичь и оценить природу мы можем только духовно. Тем более Бог, хотя и пребывает в мире, но пребывает, как Дух, а не плоть. Наконец, когда мы постигаем творческую Премудрость Божию и познаем Бога, как Творца, мы не можем не видеть, что Бог более чем Творец: Он — Всесовершенное Существо, в Своей внутренней жизни бесконечно превосходящее всякое тварное бытие и всякое отношение к нему. Поэтому богообщение и богопознание через внешний мир осознается в конце концов, как недостаточное, о чем отчетливо учит и св. Григорий Нисский и св. Максим Исповедник и Дионисий Ареопагит и многие другие. Бог именуется в Писании Богом неба и земли, т. е. духовного и материального мира. Очевидно, что у Бога больше близости к душам, чем к вещам.

Как же Бог открывается нашему духу? — Прежде всего, как Ум и Премудрость и как благое, нравственное Существо. Наш ум естественно восходит к Богу в познании Истины: всякая совершенная истина о чем бы то ни было Божественна; в нашем познании мы одновременно и стремимся к Божественной истине о познаваемом и познаем в ее свете, имея хотя бы несовершенное «интуитивное предвидение» ее. Так открывается нам Божественная Премудрость или Логос, содержащий в Себе прообраз всего сущего. Но, подымаясь над созерцанием тварного мира, мы постигаем и образ чистого Духа, Которому подобен наш дух; мы приближаемся не только к постижению совершенных свойств Духа, но и к восприятию самого духовного Существа Божия: единый, личный, живой Бог открывается нам во всяком акте бого–общения и богопознания. Вообще, в стремлении к Истине мы не можем не убедиться, что Истина есть Бог, следовательно, богопознание есть величайшее знание. Для человеческого ума не может быть более важной задачи и большего блаженства, чем познание Бога, ибо Бог есть Всесовершенное Существо; все истинное и ценное в твари лишь издалека уподобляется Богу, слабо отражая Его совершенства… В духовном созерцании Бог является нам и как абсолютная, живая Гармония, т. е. совершенная Красота, влекущая к Себе наш дух.

Мы уже указывали, что прямым путем к Богу является и нравственная жизнь. Вера открывает нам нашу греховность. Смирение открывает, что Бог есть высшее для нас Благо. Даже на низших ступенях нравственного сознания, когда оно определяется лишь идеей справедливости, мы необходимо обращаемся к Богу, как единому подлинно справедливому Существу, Которое одно только и устанавливает и осуществляет справедливость. Поэтому идея справедливого Бога свойственна почти всем религиям и философским учениям. Но над идеалом справедливости стоит идеал целостного устроения духа в бесстрастии, мире и святости. И тут человек не находит другого основания и источника святости и гармонии духа, как Бога. По справедливому учению св. Григория Нисского, все добродетели по существу Божественны, потому что заключают в себе идеал и силу, превышающие наши способности: мы достигаем святости по мере приобщения Божественной святости.

Если святость есть чистое, благое и целостное устроение духа, понятно, что высшая и необходимая ее форма есть любовь, ибо без любви не может быть ни благости, ни цельности. Только любовь к самим себе заставляет нас стремится к благоустроению нашей жизни и нашего внутреннего мира. Только любовь к людям может привести нас к действительному единству с ними. Только любовь к духовным ценностям заставляет нас искать их обладания. Только любовь к Богу влечет нас не к одному лишь созерцанию Его, но к жажде жить с Ним единой жизнью. Таким образом, именно в любви достигается то единство, которое осуществляет цельность, святость и мир не только в душе каждого, но и между каждой душой и Богом, всем благим и всем сущим. Любовь есть и благость, ибо никто не делает зла из любви.

Любовь к Богу по единогласному учению всего Писания и Предания есть высшее состояние, кото–poro только может достичь человек. Человек ничтожен перед Богом; ничтожны перед Ним и все наши способности — и наша праведность и наш разум. Но наша любовь к Богу вместе с любовью Божьей к нам заполняет всю бездну, разделяющую нас от Бога, ибо в любви мы соединяемся с Богом. Глубочайшая степень любви к Богу есть личное единение с Отцом, Сыном Его и Св. Духом. Но мы любим Бога и во всех Его свойствах и проявлениях; все Божественное должно вызывать в нас любовь.

Бог является с большей полнотой в человеческом духе, чем в мире, потому что наш дух может бесконечно приближаться к Богу. Но все же и дух наш ограничен: все конкретные формы, в которых человек может выразить опыт богообщения (мысли, чувства, влечения) всегда бедны сравнительно с тем, что они должны выразить. Поэтому святые свидетельствуют, что по мере приближения к глубине Божественного бытия, обычные формы нашей духовной жизни оказываются превзойденными. Остается одна любовь, сердце человеческое, обращенное к Богу и горящее Божественной жизнью. В этой священной богочеловеческой любви заключается и высшее знание и святость мира и блаженство, но в такой форме, что мы можем только очень несовершенно выразить их в нашей мысли и чувствах. Это объясняется отчасти и тем, что высшее бытие просто, т. е. в нем все нераздельно едино; мы же в наших переживаниях и мышлении все расчленяем, превращаем во множество, которое потом не без труда собираем работой нашего духа.

Стремление к Богу приводит нас, следовательно, к тому, что мы выходим за пределы даже нашей духовной природы (экстаз) и что устремление нашей любви к Богу никогда не может остановиться, потому что мы никогда не сможем объять бесконечного богатства бытия Божия (эпектаз). Посколько пребывание в Боге выше нашей природы может быть лишь очень приблизительно выражено в человеческих понятиях и словах, все описания богообщения в свою очередь всегда приблизительны. Однако, говоря о своем опыте богообщения, святые употребляют те же понятия, которые выражают содержание всей христианской жизни. Более всего они говорят о любви и свете (т. е. духовном явлении Истины); но говорят также и о блаженстве, радости, мире, о красоте, святости и мудрости Божией и т. д. Но все эти понятия лишь как бы отпечатки в нашем разуме Божественного бытия.

Мы уже высказывали мысль, что наш «выход» из нашей собственной природы возможен только потому, что в духовном бытии личность и природа (или сущность) не тождественны друг другу, хотя они составляют одно целое и не существуют друг без друга. Благодаря этой нетождественности личности своей природе личность может жить и чужой природой, приобщаясь ей, но так, что обе природы не сливаются. Сын Божий стал человеком, не перестав быть Богом. Христианин должен стать «богом по благодати», не переставая быть человеком. Разумеется, Христос родился человеком, чтобы быть им вечно; наше «обожествление» всецело зависит от милости Божией; оно не становится нашим естественным состоянием, но навсегда остается даром Божиим. Однако, человек может жить в Боге и Богом, жить Божественной жизнью: в этом и состоит подлинное бо–гообщение.

В единении с Богом человек достигает «обо–жения». Слово это постоянно употребляется отцами, чтобы выразить соединение человека с Богом в их глубочайшем взаимообщении. Первый слово «обожать» («делать богами») употребляет Климент Александрийский… Св. Ипполит пишет: «живя на этой земле, ты познал небесного Царя; ты станешь родным Богу, сонаследником Христу, не подчиняясь более ни страстям, ни болезням. Потому что ты стал богом… Бог обещал дать тебе все блага, свойственные природе Божьей, когда, рожденный для вечности, ты будешь обожен…» Дионисий Ареопагит утверждает даже, что «спасение не может осуществиться, сели спасаемые не обожены; обожение есть усвоение Бога и соединение с Ним в меру возможности…» Св. Иоанн Дамаскин говорит об Адаме, что телом он жил в «божественной и прекрасной стране», но душой «он пребывал в высшем месте несравненной красоты, имея жилищем своим Бога, жившего в нем и служившего ему великолепной одеждой (ибо он был одет благодатью), питаясь и наслаждаясь, как ангел, сладчайшим плодом богосозерцания (что было справедливо названо древом жизни)». В самом деле, причастные Богу в созерцании имеют бессмертие. «Своим устремлением к Богу человек был обожен: обожен причастием великолепию Божию, но не превращаясь в божественную сущность…» Идею обожения мы находим у всех великих Отцов, начиная с Афанасия Великого.

Обожение достигает своего завершения в том сверхприродном богообщении, о котором только что шла речь. Но оно не исчерпывается им. Во–первых, вся благодатная жизнь есть уже путь обожения; всякий человек особенно же христианин, хоть сколько–нибудь причастен Богу. Во–вторых, обожение относится не только к человеческой личности (сердцу человека), но и ко всему нашему составу. Божественными силами проникаются все душевные свойства человека. Так св. Максим Исповедник пишет, что Адам должен был обладать по благодати «тем же совершенным знанием вещей, как Бог, по причине преображения его ума и чувств ради обожения». И тело по учению отцов проникается благодатью, становится святым, освященным, духоносным, светозарным. Наконец, и весь тварный мир и ныне есть храм Божий, в конце же времен будет местом явного присутствия Божества, как о том ясно учат апостолы Иоанн и Павел и все православное богословие.

Книга Бытия и отцы описывают жизнь Адама в раю, как состояние постоянного и непосредственно го богообщения. В падшем состоянии человека бо–гоприсутствие стало или скрытым и незаметным для нас или особым даром Божиим… Мы не должны забывать слов Нового Завета, что «мы существуем и движемся» Богом, и что Сын Божий есть «Свет Истинный, просвещающий всякого человека, приходящего в мир». Своим непрестанным действием Бог и поддерживает бытие твари и дает возможность бесконечного развития нашей духовной жизни. Помимо того, во все времена были избранники Божии, которые, несмотря на свою греховность, удостаивались очевидного для них богообщения. Однако, Богу было угодно «замыслить о нас нечто лучшее», т. е. дать всему человечеству возможность полного обновления и соединения с Богом. И это «лучшее» совершилось через боговоплощение.

Христос, Сын Божий и Сын Человеческий, преодолел в Себе все зло — Своей жизнью, смертью и воскресением. Соединив в Себя Божественную и человеческую природу, Он положил основание новому человечеству или даже «богочеловечеству», ибо подлинно христианская жизнь есть одновременно человеческая и Божеская. Во Христе мы стали детьми Бо–жиими, «причастниками Божественного естества». Со Христом мы на небесах, а на земле мы — посланники Бога для совершения Его дела в мире.

«Бог соединился с нашей природой, чтобы благодаря соединению с Божественным сама наша природа стала Божественной», пишет св. Григорий Нисский. И бл. Феодорит Кирский говорит, что Христос «и ныне заступается за нас, как Человек, для нашего спасения. Потому что Он (пребывает на небе) с нашим телом, воспринятым, чтобы и меня сделать богом, силой Его воплощения, хотя Он и не видим теперь во плоти…» По св. Кириллу Александрийскому, благодаря Христу не только восстановлена «первозданная красота» нашей природы, но мы вознесены выше достоинства нашей природы. Плоть наша во Христе проникнется нетлением и бессмертием, как раскаленное железо проникается огнем… И св. Иоанн Дамаскин учил, что «мы были воистину освящены, когда Бог Слово стал плотью, усвоив все наше кроме греха; когда Он, без смешения с ней, соединился с нашей природой». Он обожил ее благодаря взаимному проникновению в Нем Божеской и человеческой природы.