Дедушка всегда любил посещать церковь Божию, пел иногда на клиросе. Есть в Москве, хотя и не особенно богатая, но благоустроенная церковочка в честь св. равноапостольных Константина и Елены и иконы Божией Матери "Нечаяннаяадость". Она находится под горою в Кремле. Во время нашествия Наполеона эта церковь была разрушена. Не знаю, обращал ли на нее кто-либо внимание до дедушки, но только дедушка полюбил ее, поновил и пробыл в ней старостой 33 года до самой смерти. В этой-то церкви икона "Нечаяннойадости" считается чудотворной. Настоятель этой церкви, когда мы уезжали сюда, благословил нас маленькими иконочками "Нечаяннойадости". Вот в этом-то я и вижу некую связь со словами Батюшки, что "дедушка о нас хлопочет", ибо мы приняты в день празднования иконы Божией Матери "Нечаяннойадости", и я — именно нечаянно.

А что тот день был для меня днем "радости", это я начинаю сознавать только теперь, ибо только теперь начинают открываться мои внутренние очи и видеть все в ином свете, ибо только теперь начинают твердо и определенно слагаться мои убеждения и взгляды на жизнь, потому что здесь я получил новое, определенное миросозерцание... Я сознаю, что я здесь получил и дорожу этим, а иногда даже и боюсь, как бы не потерять приобретения, ибо я не надеюсь на себя, а всякий человек удобопреклонен ко злу. Только теперь я начинаю видеть, как меня хранит благодать, как она хранила меня до сих пор.

Епископ Феофан и другие св. отцы учат, что, когда благодать коснется человека, в нем появляется ревность к Бо-гоугождению. Если он не подавит ее, то появятся дела. И эти дела он будет совершать легко, ибо собственно не он, а благодать за него будет совершать их.

Теперь я вижу, что я был под особым действием благодати в миру до приезда в Оптину в первый раз, и во время всего нашего первого пребывания в Оптиной... Наконец, при поступлении в скит Божия благодать опять заметно воздействовала. Быть может, в миру благодать и более помогала мне, но ее действие было только охранительное, дабы я не погряз совсем. Внешних, видимых проявлений, кажется, не было.

И теперь Господь хранит меня, но начинает отнимать от меня благодать, дабы испытать силу и твердость моего произволения. Теперь я кое-что понял, прозрел немного, чем обязан Батюшке и чтению книг святоотеческих по благословению Батюшки. Я понял, что монашество есть непрерывная борьба, непрестанное умерщвление плоти, и я, помня это, должен готовиться к борьбе и скорбям.

Епископ Игнатий говорил, что подвижник по Божию смотрению, подвижник Христов, значительную часть жизни проводит в скорбях, часто очень тяжелых. Поэтому мне надо запастись терпением.

Недавно Батюшка мне рассказал про Батюшку о. Амвросия (этому свидетель о. Анатолий, он был келейником у о. Амвросия). О. Анатолий и о. Исайя читали однажды Батюшке о. Амвросию молитвы попеременно: то один, то другой. Когда стал читать о. Исайя, то о. Анатолий видит, что о. Амвросий стоит на коленях на воздухе, а не на кровати. Он удивился и, быть может, испугался. Когда же окончилось правило, он спросил о. Исайю: "Видел?" — "Видел", — отвечал тот.

Значит, это было на самом деле. Вот и Батюшку о. Анатолия (покойного) тоже видели молящимся на воздухе.

Видел это о. Тимон. Увидел и испугался старичок... (Батюшка улыбнулся.) Из того я заключаю, что эти старцы были велики именно вследствие своего внутреннего делания, которое неизмеримо выше внешних подвигов, которое даже может заменить телесную немощь, так как их цель — "держать в порядке окаянную плоть", по изречению преп. Петра Дамаскина.

14 декабря 1908 г.

Батюшка мне не раз говорил, что про него распускают различные клеветы и выдумки, иногда очень смешные и глупые. Например, в Шамордине про Батюшку говорят, что он всякую картошку "описывает", т. е. что он очень скуп и жаден. А это не так, даже совсем наоборот. Теперь я имею возможность видеть его жизнь полнее благодаря тому, что все утро провожу с Батюшкой...

Сам Батюшка довольствуется скитской трапезой, находит ее вкуснее всего, что он кушал в миру, а у него, по его словам, в руках была "вся благая".

Келейная жизнь Батюшки отличается простотой. Также он прост и в обращении с братией.

—Простота была во время первого монашества в обращении Аввы с учениками. Авва был отцом, а не господином или начальником, к которому нельзя подойти. Эта же простота была и при наших старцах в нашем скиту. Потом после о. Амвросия и о. Анатолия эта простота стала исчезать. Теперь мне даже говорят, что я слишком просто обращаюсь. А я иначе как-то не могу. Если же некоторые злоупотребляют моей простотой, то я не виноват. Не могу же я из-за некоторых стать в холодные официальные отношения ко всем.