«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

— Когда скончалась моя мать, я не поехал ее хоронить, я был уже в скиту, а поручил все сделать одному доверенному лицу. После ее похорон мне переслали тысячу рублей, и я решил эти деньги дать о. Иосифу на вечный помин родителей.

Я был тогда уже рясофорным. Не знаю почему, меня записали на главную таблицу, как и Следует по сумме вклада, как раз после о. Иосифа. И я, и все, конечно, слышали, как всегда поминали: "Иеромонаха Иосифа, монаха Павла" и далее. И вот мне помысл говорит:

—Ты будешь после него начальником и старцем, ты будешь его преемником... — Я отвечаю:

—Как я могу им быть, когда я всеми унижаем, презираем, гоним и неспособен по болезни глаз? — Проходят годы, я остаюсь таким же бедным послушником... Проходят годы, настает японская война, и я еду на войну, по назначению за послушание и говорю своему помыслу:

— Ну вот, как же я буду старцем? Когда возвращусь? Потом оканчивается война, и я возвращаюсь в скит.

Когда я приезжаю в скит, то узнаю, что о. Иосиф так заболел, что до утра даже, кажется, не доживет... И действительно, меня назначают духовником, старцем и начальником скита.

Вот я и говорю вам, что нет ничего случайного в жизни нашей. Даже то, что кажется пустяком, имеет свой смысл... Но если бы я не был начальником скита, вас бы не приняли в скит...

Я никому не говорил никогда, а вам скажу: когда я был у о. Варнавы, он мне многое предсказал, и многое уже исполнилось. Он сказал мне:

— Будут тебе все кланяться. Будешь жить и творить молитву Иисусову.

Вышел я от Батюшки, иду под впечатлением беседы, а вокруг меня поющая и ликующая ночь. Тихо и ясно. Полная луна освещает наш укромный скит. Все блестит и торжествует. Сосны и все деревья, покрытые белым инеем, недвижно стоят в своем уборе, в безмолвии своем славя Бога; оба храма: и старый, и новый — словно дворцы какие стоят, облитые лунным светом... Все очень хорошо...

1910 год

7 января 1910г.

Главный престольный праздник скитский. Был на водоосвящении, потом за обедней. Служил о. архимандрит. Когда Батюшка ложился отдыхать, он мне сказал:

—Да, все чему учит св. Церковь, истина. И загробные муки существуют.

А сейчас на благословении я сказал Батюшке, что замечаю в себе рассеянность и нерадение. Когда я это сказал, Батюшка прижал мою голову к своей груди, положил свою руку и накрыл своей полумантией, и, осеняя меня и мою голову крестным знамением, прочитал псалом 90 "Живый в помощи Вышняго".

14 января.

Сейчас пробило 12 часов. Полночь. Я только что возвратился от Батюшки. Сначала мы занимались письмами, а потом беседовали. Между прочим, Батюшка говорил, что в его положении, т. е. старца и аввы скита, он замечает не только ежедневно, а ежечасно козни врага, от которых может укрыть только Господь.

Иванушка опять хочет уходить. Батюшка сказал мне сегодня:

—Будем же плакать и молиться о нем. — И мне стало страшно за него. А после трапезы, когда Батюшка ложился отдохнуть, он мне сказал:

— Уж вы-то не уходите, будем вместе жить.

21 января.