Именно здесь и проявляется то огромное значение гонений, которое они имеют для мировой истории. Кровь мучеников, взывающая к небесам, всякий раз умоляет Христа прекратить разгул святотатства, прекратить покушения на членов Его Мистического Тела, на Его распространение в истории. Гонения на Церковь укорачивают историю. В своей повести Соловьев рассказывает о том, что во время великих торжеств, когда новый папа Аполлоний демонстрировал свое могущество, производя удивительные знамения в храме всех культов, «раздался страшный подземный гул в северо-западном углу Срединного дворца под куббет-эль-аруах, т. е. куполом душ». Бесчисленные тонкие голоса восклицали: «Пришла пора, пустите нас, спасители, спасители!» Это не фантазия Соловьева. Это мысль Откровения, которую Соловьев выразил в образе. Однако сама суть этого образа взята из Откровения. Святой Иоанн Богослов в своих видениях рассказывает о снятии семи печатей. «И когда он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка, святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?» (Откр., 6, 9—10). Описанный Соловьевым подземный гул ─ это символ: кровь мучеников взывает к Агнцу. Это не просто вопль. На вопрос: «Доколе?» души убиенных получают ответ, «чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их, и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число» (6, II).

Следовательно, суд и мщение за пролитую кровь действительно настанет. Господь подождет только «малое время», пока число будет полным. Каждая смерть мученика постоянно восполняет это число, но никто, разумеется, не знает, чья смерть будет последней. Таким образом, чем дольше длятся гонения на Церковь и чем они суровее, тем быстрее история приближается к своему концу. Каждая капля крови мучеников приближает суд Господа. В свете гонений на Церковь конец истории как раз и вызывается кровью мучеников. Это и есть требование Господа жизни тех членов своего Тела, которые Его убили. История, которая убила Христа и которая переполнила кровью Его святых меру, отмеченную Богом, прерывается гневом и судом Господа. Здесь происходит осуществление древнего, прежнего, Богом высказанного — «Я взыщу и вашу кровь» (Быт., 9, 5). Конец истории и есть это требование. Только здесь Бог требует пролитой крови не от отдельного человека, но от всей истории; не за одного какого-то мученика, но за во все века страдающую Церковь. Поэтому тяжкое проклятие страшным бременем лежит на плечах кажого народа, который увеличивает число душ умерщвленных за Слово Божие и за свидетельство его. Умерщвляя сторонников Христа, такой народ тем самым умерщвляет и свою историю. Она становится историей убийц. Но ведь Церковь есть в истории раскрывающийся Христос. Поэтому каждая рана на Его Теле кровавым воплем разносится по всей истории. Антихрист охотно убивает членов Христа. И это его действие имеет намного более глубокий апокалиптический смысл и значение, нежели все его злополучные дела.

3. ОТПАД ОТ БОГА

Не все члены Церкви могут вынести постоянное изгнание Церкви из жизни, убийство отдельных ее членов и поэтому не один начинает отвергать Христа. Не один выбирает покой мира, обменивая на него меч Христа. Не один устает в этой борьбе и взбирается на помост, чтобы отдохнуть в тени антихристовых тронов. Поэтому отступничество постоянно сопровождает Церковь на ее историческом пути. Более того, чем чудовищнее и неукротимее становятся неистовства антихриста, тем более массовым становится отступничество. Чем безжалостнее притеснения, тем больше людей поддается искушениям и отворачивается от Бога. Однако поскольку при приближении конца истории борьба Бога и дьявола становится особенно напряженной, то тем самым и отпад от Бога становится весьма выразительным знамением этого приближающегося конца. Поэтому Откровение отступничество считает настолько значительным и полным смысла событием, что по нему, как и по побелевшим яровым на полях, можно определить, «что пришло время жатвы» (Откр., 14, 15). Когда среди фессалоникийцев появились лжепророки, возвещающие приближающийся конец мира и утверждающие «будто уже наступает день Христов», св. Павел предупредил, чтоб не верили им, «ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление» (II Фес., 2, 2—3). Правда, отступники были и в самом начале Христианства. Но вряд ли в те времена можно было говорить об апокалиптическом отпаде. А без него провозглашение конца истории было не чем иным, как только «смущением» и «обольщением» христиан (ср.,II Фес. 2, 1—3). Для того, чтобы предупредить такие преждевременные возвещения, св. Павел указывает на отступление как на один из вернейших знамений приближающегося конца. При появлении такого знамения христианин должен вспомнить слова Христа, которые Он произнес в своей великой Проповеди о конце мира: «О дне же том и часе никто не знает» (Матф.,24, 36). Но «От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знайте, что близко лето; Так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях» (Матф., 24, 32—33).

В чем же заключается сущность этого отпада и какое значение он имеет для Церкви? — это главный вопрос. Отречься от Бога можно двояко: Его отвергая и Его забывая. Эти два способа отпада уводят человека далеко от Бога. Они оба делают человека безбожником. Но во внешних своих проявлениях они весьма различны. Так какой же из этих способов проявится в апокалиптическом отпаде человечества, какой из них приведет историю к концу и на суд?

Богоборец всегда борется с Богом и в самом себе, и во внешней жизни. Он хочет уничтожить Бога. Он хочет вырвать Его из своего бытия и из всех форм жизни. Но Бог для такого человека реальность. Более того, человек, который объявляет войну Богу, признает Его полностью, ибо бороться можно только с тем, кто есть. Бороться можно только с тем, кто особенно уязвил человека, кто вторгся в его бытие, став величайшей его заботой. Поэтому борец с Богом, как и дьявол, никогда не бывает атеистом в подлинном смысле этого слова. Борец с Богом это Прометей, отвергающий божественный порядок, Богом указанный путь и избирающий свой собственный. Эсхиловский Прометей, тяжелыми цепями прикованный к скале, резко обрывает посланника Зевса Гермеса, когда тот советует ему стать разумным, научившись на своих страданиях: «Напрасно докучаешь разговором: Я, как волна морская, глух к тебе. Не думай, что из страха перед Зевсом Я стану бабой, буду умолять, Как женщина, заламывая руки, Чтоб тот, кого я ненавижу, снял с меня оковы. Не бывать тому!» (Античная литература. Греция. Антология. 1 часть, стр. 241, М.,1989). Эти слова может повторить каждый борец с Богом. Прометеевский человек чувствует свое величие, свою мощь, свои силы и поэтому осмеливается встать на борьбу с Богом, разрушая Его порядок, преследуя и убивая Его сторонников, стараясь даже саму мысль о Боге погасить в сознании человечества.

Между тем тот, кто забыл Бога, поступает совершенно по-другому. Это не заинтересованный человек. Ему все равно, есть ли Бог или Его нет. Он об этом не думает и сама мысль о Боге не имеет значения ни для него самого, ни для его жизни. Бог для него не есть реальность. Поэтому в своем бытии он не борется ни с самим Богом, ни с теми, кто в своей жизни верит в Него. Он просто этим не интересуется. Он проходит мимо Бога, о Боге не говорит, этой проблемы не обсуждает и, говоря словами Лапласа[45], эти гипотезы ему не нужны. Ему вполне достаточно этой действительности, в которой он помещается весь и в которую постоянно вживается. Это человек буржуазной настроенности. Равнодушие ко всему, что есть божеское, улыбка сожаления в адрес верующих — зримые знаки отпада от Бога. И если борец с Богом, словно ураган, набрасывается на все проявления божественного мира, то человек, забывший Бога, не обращает на них никакого внимания и идет дальше даже не остановившись хотя бы на мгновение. В каком же из этих двух видов отпада кроется апокалиптический смысл? О каком из них говорит св. апостол Павел, предупреждая фессалоникийцев и указывая на отступление как на бесспорное знамение конца?

Верное направление для разрешения этого вопрос указывает Соловьев, рассказывая в своей повести о положении Христианства в канун конца истории. Уже в самом начале Соловьев отмечает, что, невзирая на «решительное падение теоретического материализма», «огромное множество мыслящих людей остается вовсе неверующими». Позже, рассказывая о том, как обстояли дела с тремя христианскими конфессиями во времена антихриста, он замечает, что «на всем земном шаре оставалось не более сорока пяти миллионов христиан». Эти слова Соловьева свидетельствуют о том, что отпад от Бога был массовым. Основание для таких мыслей дает само Откровение. Рассказывая о звере, выходящем из моря, которому дракон дал «силу свою и престол свой и великую власть» (Откр., 13, 2), св. Иоанн Богослов замечает, что «дивилась вся земля, следя за зверем; и поклонились дракону, который дал власть зверю» (13, 3) и что «дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем» (13, 7). В другом месте тот же св. Иоанн рассказывая о том, как «сатана будет освобожден из темницы своей» (20, 7) и как он будет «обольщать народы» и «собирать их на брань», предвидит, что «число их — как песок морской. И вышли на широту земли и окружили стан святых и город возлюбленный» (20, 7—8). Это образ великого множества. Воинство зверя, которое он выводит, «чтобы сразиться с Сидящим на коне и с воинством Его» (19, 19),— огромная толпа. Но если это так, если вся земля воздает почести дракону, если он владеет всяким народом и языком, если его сторонники заслонили собой всю широту земли, то отступление от Бога это уже не выбор отдельных личностей, но массовое определение человечества. Упоминаемое Соловьевым сравнительно небольшое число христиан, если иметь ввиду число всех жителей земли, которые еще оставались на земле, представляется весьма обоснованным. Отпад или отступление, о котором говорит Откровение, это грандиозный отпад толпы от Христа и поворот к антихристу.

Здесь, как представляется, и кроется ключ для понимания сущности этого отпада. Если отступление, о котором говорит Откровение, массовое, тогда оно не есть прометеевское отрицание Бога, но буржуазное забывание Бога. Вне сомнения, отрицание Бога через борьбу с Ним также постоянно в истории человечества. Всегда находятся дерзновенные личности, типа Савла, которые заковывают в цепи сторонников Христа и бросают их в темницы. Но эти борцы всегда сильные личности. Они никогда не сливаются с толпой и никогда не поддаются настроениям толпы. Ведь борьба с Богом в сущности ведется в глубинах души. Это трудная борьба внутри человека. Это постоянная, вызывающая тревогу, забота об Абсолютном Бытии, от которой человек пытается освободиться. Прорыв этой борьбы на поверхность в виде гонений, уничтожения, убийств только внешняя безысходная сторона этой борьбы, всего лишь попытка отомстить за свое внутреннее бессилие уничтожить Бога в самом Его бытии. Борьба с Богом всегда означает болезненный трагизм человека, который отмечен сильными переживаниями, глубокими размышлениями и огромным напряжением чувств. Конрад из «Дзядов» Адама Мицкевича как раз и представляет собой такого, весьма типичного борца против Бога. Однако основные черты его характера не присущи толпе. Конрад, как и всякий другой опровергатель Бога, — прометей. Однако прометеем может быть только отдельная личность, но не толпа. У толпы никогда не бывает прометеевской настроенности.

Поэтому толпа никогда не отвергает Бога в том смысле, о котором говорилось выше. И если иногда прометеевские вожди увлекают толпу на разрушение проявлений Бога на земле, то эта толпа участвует в разрушении, ведомая совершенно другими мотивами, нежели ее вожди. Вожди уничтожают божественность в мире для того, чтобы уничтожить действительность Бога, чтобы не позволить Богу явиться и заговорить. Между тем толпа убивает священников, сжигает монастыри, совершает надругательства над монахинями, делая все это только для того, чтобы насытить свою жажду мести и крови, чтобы удовлетворить свои страсти. Толпа движима не метафизикой. Она идет, подталкиваемая только инстинктами. Та же самая толпа, которая сегодня разграбила монастырь и умертвила всех монахов, наутро уже сожалеет о содеянном и просит прощения за свои неистовства. Поэтому путь опровержения и борьбы для толпы не по силам, не этот путь ведет ее к отпаду от Бога. Богоборческий путь для нее слишком труден, слишком метафизичен, слишком глубок. Этот путь требует не общей одинаковой настроенности, не общего исступления или общей моды, но глубокой сосредоточенности, обдуманности и постоянства. Прометей ─ это всегда одинокий человек. Конрад Мицкевича борется с Богом в одиночке Вильнюсской тюрьмы ─ это весьма красноречивый символ одиночества прометеевского человека. Прежде всего человек борется с Богом в одинокой камере своей  души. Однако в толпе он утрачивает эту одиночную камеру, утрачивая таким образом и черты истинного борца. Толпа вытаскивает его из метафизических глубин и переносит на социальную поверхность, где личность утрачивает силы и независимость. В толпе человек становится только одним из многих. Поэтому путь борьбы и отрицания для такого человека толпы становится слишком сложным. Толпа не в силах идти по этому пути.

Однако у толпы вполне достаточно сил, чтобы идти по пути забывания и незаинтересованности. Этот путь не требует никаких мыслей, никакого глубокого переживания, никакого напряжения чувств. Напротив, он требует не мыслить, не переживать, не напрягаться. Он требует оставаться в повседневной плоскости, где все ровно и серо, где другие мыслят и чувствуют, где другие борются и живут. И что больше может соответствовать склонностям толпы, если не эта буржуазная настроенность? Именно эта настроенность, перенесенная на взаимоотноошения человека с Богом, и порождает массовый отпад людей от Бога. Прометеевское богоборчество не может быть массовым уже только потому, что прометеев всегда очень мало. Они могут наносить Церкви весьма болезненные удары, но их борьба с Богом не приводит к массовому отпаду. Между тем буржуазное забывание Бога как раз и тянет за собой целые толпы.

Таким образом, если этот апокалиптический отпад есть отпад не отдельных личностей, но целых толп, то он не может быть не чем другим, как только забыванием Бога, отсутствием к Нему интереса, равнодушием ко всему тому, что есть божеское и к тому, в чем Бог проявляется в мире. Апокалиптический отпад это те Достоевским упоминаемые геологические перевороты, когда идея Бога выкорчевывается из сердца человека, выкорчевывается не борьбой, ибо борьба не может убить идею, но ее забыванием, не интересом к ней, вытеснением ее из сферы человеческих забот. Черт, который излагает Ивану мысль о геологических переворотах, под давлением Ивана просто вынужден ответить на вопрос, существует ли Бог или не существует. И черт как отрубает: «Голубушка, не знаю!», но здесь же добавляет: «Смотри, я произнес великое слово ».* Действительно, слово это велико. Представитель буржуазного начала человеческого бытия, жаждущий воплотиться в толстой купчихе, не может знать, есть ли Бог или нет, ибо это ему все равно. Бог для него не есть забота его экзистенции. Бог для него не есть основа его бытия. Бог для него не есть смысл его жизни. Поэтому ему совершенно все равно, есть ли Бог или Его нет. Буржуа об этом не думает, он не болен Богом, поэтому он и не знает. Данный чертом ответ является формулой массового отпада. Прометей знает, что Бог есть, поэтому и борется с Ним, пытаясь Его победить и уничтожить. Между тем буржуа не знает, есть ли Он или Его нет, потому он не борется с Ним и не поклоняется Ему. Он равнодушен к Богу. Он забывает задать этот вопрос и самому себе и своей жизненной среде.

Антихрист, строя свое царство на фактичности этой действительности, именно этим путем и пытается отторгнуть людей от Бога. Правда, он не отказывается и от борьбы. Гонения на Церковь, как уже отмечалось, и являются попытками отторгнуть людей от Бога── это и есть одна из форм нападения антихриста. Но, как откровенно нападающий, антихрист обычно в толпу не идет. Он знает, что идея, породившая мучеников за нее, становится бессмертной. И чем больше в Церкви мучеников, тем Церковь становится сильнее. Поэтому умерщвлению антихрист подвергает только избранников Бога, только тех, кого он не в состоянии к себе приманить. Для подхода ко всем остальным он избирает другой путь. К ним он несет равнодушие по отношению к Богу. Здесь он пытается идею Бога вырвать с корнем, предлагая забыть о ней. И здесь как раз и раскрывается подлинный апокалиптический замысел антихриста. Дьявол со своими соратниками пытается заставить человечество забыть Бога. Если бы это произошло, тогда действительно начался бы новый период в мировой истории. Человек, этот образ и подобие Бога, Богом сотворенный, Им ведомый и Им поддерживаемый, забывает, что Бог есть! Он начинает не знать, есть ли Бог или Его нет. Тем самым он забывает свою сущность, забывает свою основу, на которой он держится. Ему остается только фактичность этой действительности, только поверхность бытия в самой грубой ее форме. Забывание Бога означает глубочайшее погружение человека в свою фактичность.

Но именно это и является главной целью антихриста. Желая навечно закрыть человека в его фактичности, антихрист пытается заставить его забыть Бога. Отпад человека от Бога путем Его забывания оказывается тем самым верным средством, которое использует антихрист, дабы подчинить себе мир. На месте забытого Бога антихрист воздвигает свой алтарь. В греческом ареопаге был воздвигнут алтарь неведомому Богу. Но в ареопаге мировой истории никто не возведет алтарь Забытому Богу. Почитателей Забытого Бога вообще нет. Поэтому забывание Бога есть самое страшное безбожество. Не тот истинный атеист, кто борется с Богом и убивает Его сторонников: он скорее всего антитеист. Подлинный атеист тот, кто не знает, есть ли Бог или Его нет. Забытие Бога, не интерес к Нему, равнодушие к Нему самый строгий и самый глубокий атеизм. Таким образом в этом атеизме и содержится апокалиптический смысл. Когда такой атеизм объявится в мире и охватит толпы, христиане действительно смогут вполне обоснованно предполагать, что поля мировой истории уже созрели для апокалиптической жатвы и что второе пришествие Христа уже не за горами.