— «Нет, не зеленый, а черный.

— «С рогами?

— «Нет, он как человек, — только весь черный.

— «Да это тень тебе мерещится. — говорю я, — это чернота от тени»…

Судьба Якова — судьба Тютчева. Он то же повстречался в лесу со старичком зеленым или, может быть, увидел его во cне, уснув на припеке, в один из тех жарких дней, которые так любил:

И всю природу, как туман, Дремота жаркая объемлет; И сам теперь Великий Пан В пещере нимф спокойно дремлет.

Недаром зеленый старичок «посмеивается и семенит ножками»: ножки у него козлиные; это веселый бог или бес, русский леший или древний Пан. Пан значить Все: все — Бог; всебожие, пантеизм — религия Тютчева.

Пан спел ему страшную песню «про древний хаос, про родимый» и подарил волшебную свирель, полную звуками хаоса; подарил также волшебный орешек, плод чужой земли: как сеел он его, так и почувствовал, что родина стала чужбиною, чужбина — родиной:

Край иной — родимый край…

И отрекся от веры отцов своих, сделался безбожником, перестал ходить в церковь: бес его не пускает, древний боге — новый бес.

И окаменел, одичал, замолчал:

Молчи, скрывайся и таи…

«Чернота от тени» легла на него и окружила его «паническим ужасом».

Вглядимся же в эту черноту, в этот ужас — в поэзию Тютчева.

II

Жизнь — сон. Вообще живые снять мертвым сном и ничего не видят, кроме то го, что им снится; но иногда сон становится прозрачным, как бы предъутренним; спящий знает, что спит, и сквозь сон, сквозь жизнь видит иную действительность. Сон жизни — «Сон на море»:

И море, и буря качали наш челн; Я, сонный, был предан всей прихоти волн. И двое беспредельности были во мне,— И мной своевольно играли они…

Одна беспредельность— мир стихийный,  «мир, как воля», — хаос; другая — мир человеческий, «мир, как представление», — космос. Космос «веет легко над гремящею тьмой» хаоса — легко, беззвучно и прозрачно, потому что призрачно, как сон «в лучах огневицы», горячки, «болезненно-яркий, волшебно-немой». Дурной сон, бред, навождение, злое волшебство, черная магия: недаром сквозь сон слышится спящему грохот пучины, грохот хаоса, «как дивный волшебника вой». Древний Хаос — отец сущего, «отец лжи» (ибо все сущее — ложь), воет свои заклинания, вызывает лживые призраки космоса, чтобы обольстить, заманить человека в свою темную бездну и там уничтожить.

Если-бы Шопенгауэр знал Тютчева, то привел бы эти стихи, как лучшее истолкование «Mиpa, как воли и представления».

Чтобы понять мир, надо вывернуть его наизнанку, почувствовать обратное тому, что чувствуют все: сон, как явь; явь, как сон.

Затих повсюду шум и гам, И воцарилося молчанье; Ходили тени по стенам И полусонное мерцанье… И мне казалось, что меня Какой-то миротворный гений Из пышно-золотого дня Увлек незримо в царство теней.