Затем, возражая немецкому философу, несколько че­ловек — Н. А. Бердяев, Я. М. Букшпан, Ф. А. Степун и С. JI. Франк — издали сборник статей «Освальд Шпенг­лер и закат Европы». «По духу сборник получился на редкость цельным», — увидел Степун. К этому времени он уже был убежден в фундаментальнейшей значимости христианства и для всей человеческой культуры, и для жизни отдельного человека. Вместе со своими соавтора­ми он «ощущал историю не царством неизбежных зако­нов, а лицом свободы, греха и подвига», а порой ему «даже верилось, что после срыва большевизма в Европе начнется руководимое Россией духовное возрождение».[4]

Этот сборник попался под руку В. И. Ленину, когда он развернул решительное наступление на интеллектуа­лов, оппозиционных к Советской власти. О нем В. И. Ленин написал: «По-моему, это похоже на „лите­ратурное прикрытие белогвардейской организации"».[5]Все участники сборника, за исключением Я. М. Букшпана, расстрелянного НКВД в 1939 г., были высланы из Советской России. Ф. А. Степун покинул Родину 22 ноября поездом с Рижского вокзала в Москве и с того времени проживал в Германии.

Третьим событием того же рода, то есть определив­шим выдающуюся роль Ф. А. Степуна в истории отече­ственной культуры, было его участие в работе лучшего журнала русского зарубежья «Современные записки» и исполнение роли идеолога «новоградства» — одного из «пореволюционных» духовных течений в русской эмиг­рации первой волны.

О «Современных записках», в которых Ф. А. Степун стал работать с 1922 г., когда-нибудь напишут большое, очень большое исследование. Здесь заметим только, что название его получилось от «скрещивания» имен «Со­временник» и «Отечественные записки». Оба журнала сыграли огромную роль в освободительном движении в России, и «Современные записки» считали его прямы­ми преемниками Февраль и соответственно себя, а не Октябрь и большевизм. Поэтому редакция журнала в своей работе проводила «ту демократическую програм­му, которая, как итог русского освободительного дви­жения XIX и начала XX в., была провозглашена и вос­принята народами России в мартовские дни 1917 г.».[6]Журнал, говорилось далее в редакционном заявлении, «посвящен прежде всего интересам русской культуры» и, «устраняя вопрос о принадлежности автора к той или иной политической группировке, открывал свои страни­цы для всего, что в области художественного творчест­ва, научного исследования или искания общественного идеала представляет объективную ценность с точки зрения русской культуры».2 Эту задачу журнал испол­нял превосходнейшим образом.

Высокое качество прозы и поэзии в журнале обеспе­чивалось участием в нем выдающихся писателей и по­этов — М. Алданова, А. Белого, И. Бунина, Г. Газдано- ва, Б. Зайцева, Д. Мережковского, В. Набокова, М. Осоргина, И. Шмелева, К. Бальмонта, М. Волошина, Ю. Терапиано, М. Цветаевой, В. Ходасевича и многих других. В журнале выступали выдающиеся политики и публицисты (М. Вишняк, А. Керенский, П. Милюков), философы (Н. Бердяев, С. Гессен, В. Зеньковский, Н. Лосский, JI. Шестов), историки (П. Бицилли, А. Ки- зеветтер, М. Ростовцев), литературоведы, искусствове­ды, музыковеды.

Ф. А. Степун, будучи литературным редактором журнала (работа сама по себе весьма сложная), помимо того, выступил в качестве его активного, сразу же заме­ченного читателями автора. Здесь он публикует фило­софский роман в письмах «Николай Переслегин» (1923—1925), выступает в качестве литературного кри­тика (статьи о Белом, Бунине, Воронском, Вяч. Ивано­ве), рецензента (15 рецензий) и, главное, публициста. Внимание читателей сразу же привлекли его «Мысли о России» — цикл очерков исторического и историософ­ского содержания, в которых автор осмысливает нашу революцию. То был один из первых документов поре­волюционного сознания, не только признававшего ис­торическую оправданность русской революции, но и почитавшего ее необходимым, хотя и болезненным, этапом на пути к будущей христианской России. Ф. А. Степун попытался отделить большевизм как сти­хию безудержа, свойственную русскому характеру, от большевиков, «оседлавших» эту стихию. Само же со­бытие октября 1917 г. он определил как грехопадение «русской идеи».

Такие настроения подготовили Ф. А. Степуна к «но- воградству» — идейному течению, родившемуся в кру­гу сотрудников «Современных записок». Свое название оно получило по имени журнала «Новый Град», вышед­шем 14-ью номерами в период с 1931 по 1939 г. Жур­нал возник по замыслу И. И. Бунакова-Фундаминского, которого не удовлетворяла некая философско-мировоз- зренческая индифферентность, свойственная «Совре­менным запискам». Он же хотел «направленства», чем всегда были сильны русские журналы. В этом его под­держали Ф. А. Степун и Г. Федотов. Созданный ими журнал заявил о своей приверженности «правде лично­сти и ее свободы», «воле к новой организации жизни» и «правде общежития». Сущность новоградской идеи Ф. А. Степун выразил в требовании «единства христи­анской идеи абсолютной истины, гуманистически-про- свещенческой идеи политической свободы и социали­стической идеи социально-экономической справедливо­сти». Под пером своего автора та же формула приобрела более лапидарное выражение — «духоверче- ский свободолюбивый социализм», объявленный им це­лью новоградского движения и способом жизнеустрой­ства послебольшевистской России.

Может быть, соображения «новоградцев» кто-то со­чтет утопичными. Едва ли. Они ошибочны, но не уто­пичны, потому что Царство Божие мыслилось ими не как «идеальный финал истории», а как такая ее «мета­физическая реальность», «которая в духе и истине дана нам как вечность, в пространстве же и во времени зада­на нам как бесконечность».[7]

Авторами «Нового Града», и, значит, в разной степе­ни близкими к его идейной программе, были Н. А. Бер­дяев, С. Н. Булгаков, П. М. Бицилли, С. И. Гессен. Наи­более близок «Новый Град» был с объединением «Пра­вославное дело» матери Марии (М. Ю. Скобцевой). Новоградцев и людей, близких матери Марии, объеди­няло понимание христианства как деятельной, осуще­ствляемой здесь и сейчас любви к каждому человеку. Можно говорить, что «новоградством» и «Православ­ным делом» завершался долгий русский спор о христи­анстве как религии личного спасения или социально-ак- тивного отношения к общественному переустройству.

Во всех названных событиях присутствовала еще одна грань деятельности Степуна, о которой следует сказать отдельно. Речь идет о его роли посредника меж­ду русской и немецкой культурой. Как будто самой судьбой он был предназначен для этой роли: происхож­дением отец — из прибалтийских немцев, мать — из шведско-финского рода, долгая учеба в Германии, рав­ная любовь к русской и немецкой культуре и, наконец, статус эмигранта. Вся русская эмиграция была таким посредником уже потому, что она была эмиграцией; Степуну же эта роль особенно пришлась — долгие годы в изгнании он профессорствовал в немецких уни­верситетах в Дрездене, а потом в Мюнхене. К тому же к своему призванию он относился сознательно и с лю­бовью.[8]

Вот, пожалуй, то немногое, что знает современный читатель о Степуне. Однако давно замечено, что рус­ские часто индифферентны, а то и равнодушны к сво­ему прошлому. То же и в нашем случае. То немногое, что мы знаем о Степуне, и есть то все, что мы о нем знаем.

Начнем с того, что у нас нет полной библиографии работ Степуна, и всего написанного (а он много писал в немецкой прессе) мы не знаем. У нас нет его полного жизнеописания, и мы не можем назвать его окружение. Нам недоступно его богатейшее эпистолярное насле­дие, почему и не ясны многие эпизоды его биографии. Например, мы почти ничего не знаем о его участии в революции февраля—октября 1917 г. Наверное, оно не­велико в сравнении с участием А. Керенского или Б. Савинкова, но очень значимо для Степуна — фило­софа истории и автора широко известных в зарубежье «Мыслей о России».

К сожалению, мы также не знаем историю созда­ния книги «Мистическое мировидение». Из писем Ф. А. Степуна к Т. С. Франк известно, что в 1955 г. он работал над книгой о русских мыслителях и поэтах на­чала XX в. Публикатор писем предположил, что ею могло быть «Мистическое мировоззрение».[9] Верна ли эта догадка, проверить трудно. Не верится, что Степун, превосходно знавший русский символизм, не раз писав­ший о каждом из своих героев, работал над ней почти десять лет. Рассказывают, что книга была написана по просьбе студентов Университета Людвига-Максими- лиана в Мюнхене. Быть может. Но что она была созда­на специально для немецкого читателя, мы узнаем из предисловия к ней.

В книге предложено пять эссе о выдающихся пред­ставителях русского символизма — Вл. Соловьеве, Н. А. Бердяеве, Вяч. Иванове, А. Белом и А. Блоке. Тео­ретические рассуждения автора легко сменяются его воспоминаниями или указаниями на примечательные детали биографии мыслителей и поэтов, составивших славу русской культуры. А. Штаммлер, один из учени­ков Ф. А. Степуна и исследователь его творчества, оце­нил эту книгу как magnum opus, то есть великое произ­ведение искусства. Она, утверждает А. Штаммер, есть «не только самое глубокое, проникновенное толкование символизма, которое ныне существует на каком бы то ни было языке, но также подведение итогов богатейшей жизни и творчества самого Степуна».[10]