Те, кто справедливо говорят, что наше соработничество с Богом протекает в любви, поймут, насколько важно следующее утверждение Достоевского: «Мое бессмертие уже потому необходимо, что Бог не захочет сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшейся к Нему любви в моем сердце»[1138].

Эсхатологизм: соучастие в будущем

Всю мировую историю можно постичь лишь в перспективе преодоления настоящего. И потому будущее — это не просто то, что впереди, но, будучи уже частью истории, оно пред–чувствуется, предваряется, оно уже реально[1139]. «Если мир устремлен к Царству, то именно поэтому Царство уже присутствует среди людей»[1140]. «Историческая феноменологическая сетка скрывает его ноуменальную реальность. Второе пришествие уже осуществилось, оно присутствует и направляет ход истории, и оно одно делает возможным ее истинное прочтение»[1141].

Чудесные события, содержащиеся в рассказах о жизни святых, служат иллюстрацией того, что святые уже пребывали в преображенном состоянии, когда для них была возможна левитация, одновременное пребывание сразу в двух местах, нетленность тел. Но опыт созерцания ставил их прежде всего перед лицом реальности, на которую они уповали. П. Евдокимов замечает не без некоторой доли юмора: «Останавливая солнце во время перехода через воды Иордана, Иисус Навин совершает изменение уровня, переход ко времени спасения; слова «тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь» (Мф. 7, 14) означают такой же переход. С помощью исихастской техники строят эти тесные врата и испытывают время иного качества. Оставляя более длинную паузу между выдохом и вдохом, человек живет в другом ритме, в другом времени»[1142].

В полноте божественной жизни Матерь Божия, вознесенная на небо, явила Собой eschaton христианского совершенства[1143]. «Речь идет не только о лирике, когда богослужебные тексты именуют Пресвятую Деву «Раем», «Вратами Царствия», «Небом»; литургический реализм дает истории в качестве оси конкретную реальность, выраженную этими именами»[1144]. В настоящее время Дева Мария есть символ Церкви и всего обо–женного космоса. Через Нее прославляются Церковь и космос.

V. Космическое прославление

Радость о воскресении

Известно, что Гоголь полагал, что первый том Мертвых душ будет всего лишь первым камнем, заложенным для постройки грандиозного здания из трех томов, на протяжении которых мертвые души преобразятся и воскреснут[1145]. Радость о воскресении — тема, часто встречающаяся в литературе[1146]. Евдокимов спрашивает: «Почему по всей нашей земле разносятся эти слова: Христос воскресе? […] Моя душа с уверенностью утверждает, что они не вымышлены. От дуновения Божия неожиданно рождаются они в наших сердцах. Я твердо знаю, что каждый человек в России, даже если я его и не знаю, страстно верит в это и говорит: мы прежде всего прославляем Славное и Светлое Воскресение Христово»[1147].

Арсеньев утверждает, что сама душа православия жаждет этого, и приводит основные утверждения веры, связанные с этим прославлением. Прежде всего — это откровение жизни вечной, не только для души, но и для тела. Отсюда — реабилитация материи и плоти. Отсюда рождается понимание человека в его космическом измерении. Через воскресение мертвых человек включается в историческую жизнь всего человечества. Грехи прощены, спасение осуществлено, плод покаяния созрел. Сердце возвращается к близости с Богом в молитве, исполненной любви. Своим приходом Христос примирил небо и землю, и земля преобразилась. Церковь осуществилась в своей соборности, в сострадательном единстве между людьми. Так Слово воистину стало плотью и все увидели Его славу[1148].

В мистическом смысле такое вйдение мира напоминает то, что было явлено трем ученикам на горе Фавор и которое исихасты рассматривали как цель монашеской жизни[1149]. После испытаний, часто суровых, Царство Божие, небесный Иерусалим ощущаются как близкие, как уже осуществившиеся. Такое свидетельство мы находим в житиях святых. О старце Силуане рассказывают, что он жил в свете «пасхального торжества». «Познавшая свое воскресение и увидевшая свет подлинного и вечного бытия, душа Симеона [имя, данное ему при крещении] первое время после Явления [Христа] переживала пасхальное торжество. Все было хорошо: и мир великолепен, и люди приятны, и природа невыразимо прекрасна, и тело стало иным, легким, и сил словно прибавилось, и слово Божие радует душу, и ночные бдения в храме и особенно молитвы в келии наедине — стали сладостны. От избытка радости душа жалела людей и молилась за весь мир»[1150].

Догмат о Воскресении является основным для всех христиан, а не только для православных. Однако Н. Бердяев считает, что на Западе большее значение придается социально–устроительному аспекту, что заслоняет важность аспекта космического и мешает в полной мере переживать тайну

Воскресения[1151]. Конечно, существует опасность и противоположной крайности, когда ради сохранения пасхальной радости христианства[1152], в силу недостаточной пронизанности духом Христа, духовная радость заменяется дионисийским культом[1153].

Литургическое празднование Пасхи и победа на Кресте