С. 34. Единообразие культуры. — В очень важном пассаже из книги "Превыше политики" (с. 23–31) м-р Кристофер Доусон обсуждает возможность "организации культуры". Он признает, что ее нельзя осуществить "посредством какой бы то ни было философской или научной диктатуры" или путем возврата "к старой гуманистической дисциплине словесных наук, поскольку она неотделима от аристократического идеала привилегированной касты ученых". Он утверждает, что "демократическое общество должно найти соответственно демократическую организацию культуры", и обнаруживает, что "формой организации, соответствующей нашему обществу в сфере культуры, равно как и в сфере политики, является партия, — то есть добровольная организация для осуществления общих целей, основанная на общей "идеологии"".

Разумеется, я полностью солидарен с целями м-ра Доусона, и все же нахожу трудным постижение смысла данной "культуры", не претендующей ни на свою собственную философию (ибо философия, как он нам напоминает, утратила свой былой престиж), ни на специфическую религиозность. Что в том типе общества, к которому мы приближаемся, будет считаться "демократической организацией культуры"? Заменив слово "демократический" термином, обладающим для меня большей конкретностью, я бы сказал, что общество, возникающее и развивающееся в каждой стране, будь то "демократической" или "тоталитарной", есть общество мелкой буржуазии: я ожидаю, что культура двадцатого века будет принадлежать мелкой буржуазии, как культура викторианской эпохи принадлежала верхушке среднего класса, или коммерческой аристократии. Если, далее, вместо фразы м-ра Доусона мы поставим слова "общество мелкой буржуазии должно найти соответствующую мелкобуржуазную организацию культуры", то у нас получится нечто, как мне представляется, более осмысленное, хотя и оставляющее в большем недоумении. И если Партии Культуры м-ра Доусона, — информация о которой, однако, по-прежнему является скудной, — суждено представлять это будущее общество, то должна ли она породить что-либо более значимое, чем, к примеру, какую-нибудь мелкобуржуазную Королевскую Академию вместо той существующей, что поставляет художников-портретистов для советников муниципальных управлений[38]?

Быть может, я просто не понял, куда клонит м-р Доусон: коли так, то могу лишь надеяться, что он позволит нам иметь более полное изложение его идей. Если только из прошлого не окажется приведена какая-нибудь полезная аналогия, я так и не смогу понять ту "организацию культуры", которая, судя по всему, не имеет прецедентов; а вот в результате изоляции культуры от религии, политики и философии мы, похоже, рискуем остаться с чем-то не более ощутимым, чем запах прошлогодних роз. Когда мы говорим о культуре, я думаю, мы подразумеваем существование двух классов людей: производителей и потребителей культуры — существование людей, способных создавать новую мысль и новое искусство (наряду с посредниками, умеющими научить потребителей оценить последние), и существование общества, достаточно развитого, чтобы наслаждаться культурой и поддерживать ее. Первых мы можем лишь поощрять, последних — лишь воспитывать.

Я не стал бы, в переходный период, преуменьшать значение арьергардных сражений: таких разнообразных и по-своему уникальных институтов, как Национальный трест (Общество охраны памятников старины, достопримечательностей, живописных мест) и даже Общество народных школ. Не следует вырубать старые деревья, пока мы не научимся сажать новые. Однако м-р Доусон затрагивает нечто более важное, чем сохранение реликтов предшествующей культуры. На мой предварительный взгляд "культура" является побочным продуктом, а те, кто солидарен с м-ром Доусоном в его негодовании против тирании политики, должны обратить свое внимание на проблему образования и того, как в мелкобуржуазном обществе будущего обеспечить воспитание элиты мысли, поведения и вкуса.

Когда я говорю о возможном "мелкобуржуазном обществе", я не предвижу — исключая какую-нибудь в настоящее время непредвидимую революцию — роста в Британии мелкобуржуазной политической иерархии, хотя нашему правящему классу придется развивать в своих сношениях с зарубежными странами понимание такого рода ментальносги. Британией будет предположительно по-прежнему управлять тот же торговый и финансовый класс, который, по мере постоянного изменения кадрового состава, все более возрастал в своей значимости, начиная с XV в. Под "мелкобуржуазным обществом" я понимаю такое общество, где средний человек, для которого издаются законы и которого обслуживают, — человек, чьими страстями должно манипулировать, чьим предрассудкам следует потакать, чьи вкусы нужно ублажать, — и будет человеком из мелкой буржуазии. Этот тип людей наиболее многочислен, он более всех нуждается в почтении. Я ни в коем случае не утверждаю, что это хорошо или дурно: все зависит от того, как такой мелкобуржуазный человек поступает с собой и как поступают с ним. С. 39. Сторонники отделения церкви от государства. — Интересно сопоставить энергичную защиту епископом Хенсли Хенсоном государственной церкви в Cui Bono?[39], опубликованном более сорока лет назад, с его более недавним трудом "Отделение Церкви от Государства"[40], где он разделяет совершенно противоположную точку зрения; впрочем, самому факту отречения мог быть приписан слишком большой вес, — и одной, и другой стороной. Как аргументы в пользу государственной церкви в раннем эссе, так и аргументы против нее в более позднем, хорошо представлены и достойны изучения. Мне кажется, произошло лишь то, что епископ Хенсли Хенсон пришел к иному видению тенденций современного общества; а изменения, происшедшие с конца прошлого века, достаточно велики, чтобы оправдать подобную перемену во мнении. Его более ранняя аргументация не потеряла своей силы; он мог бы сказать, что в ситуации" нынешней данная аргументация просто неприменима.

Я должен воспользоваться случаем, чтобы обратить внимание на высочайший уровень прозы епископа Хенсли Хенсона, — будь то в книге, подготовленной неспешно, или в письмах, время от времени появляющихся в "Тайме". В энергии и чистоте полемического английского языка он сегодня не имеет себе равных, и его сочинения еще долго смогут служить образцом для всех, кто хочет научиться хорошо писать.

С. 41. Опасности националистической церкви. — Сомнения относительно ве- роучительной надежности национальной церкви должны прийти в голову всякому читателю "Цены лидерства" м-ра Мидлтона Марри. Первую часть этой книги я читал с самым искренним восхищением и могу поддержать все, что м-р Марри говорит в защиту национальной церкви против сектантства и приватно исповедуемого христианства. Однако там, где м-р Марри присоединяется к д-ру Томасу Арнольду[41], я начинаю колебаться. Я не знаком с учением д-ра Арнольда из первых рук и вынужден ссылаться на то, как его представляет м-р Марри. Но м-р Марри не вызывает у меня полного доверия к Арнольду; равно как и цитаты из Арнольда не убеждают меня в ортодфк- сальности взглядов м-ра Марри. М-р Марри утверждает, что "реальный конфликт, который должен скоро проявить себя, есть конфликт между христианством и антихристианским национализмом"; но, несомненно, национализм, находящийся в явном антагонизме с христианством, представляет для нас менее опасную угрозу, нежели национализм, исповедующий такое христианство, откуда удалено все христианское содержание. Что Церковь в Англии должна быть тождественна нации, — то есть точка зрения, которую, как полагает м-р Марри, он обнаружил у Арнольда, а до него — у Кольриджа, и которую принимает сам, — это само по себе похвальная цель, коль скоро мы памятуем, что говорим об одном аспекте Церкви; но пока это не уравновешено идеей взаимодействия Церкви английской и Вселенской Церкви, я не вижу гарантий чистоты или кафоличности ее учения. Я даже не уверен, что м-р Марри желает такой гарантии. Он цитирует, с явным одобрением, следующее изречение Мэтью Арнольда: "Неужели никогда не появится среди католиков великая душа, которая осознает, что вечность и универсальность, на которые тщетно претендует католическая догма и система абсолютного папского авторитета, на самом деле могли бы быть возможны для католического обряда"?

Что ж, если вечность и универсальность должны быть обретены не в догме, но в обряде, — то есть в общей форме богослужения, которая будет означать для участвующих в нем все, что им захочеся вообразить, — тогда, как мне кажется, результатом будет, скорее всего, самая извращенная форма ритуализма. Что же м-р Марри имеет в виду под христианством в своей Национальной Церкви, кроме того, что нация как таковая возжелает называть христианством, и что же должно воспрепятствовать низведению христианства к национализму вместо того, чтобы поднять национализм до уровня христианства?

М-р Марри считает, что д-р Арнольд ввел в закрытые частные школы новый христианский дух. Не стану отрицать принадлежащей д-ру Арнольду чести реформирования и повышения моральных норм, насаждаемых частными школами, как и оспаривать утверждение, что ему и его сыну "мы обязаны традицией бескорыстного общественного служения". Но какой ценой? М-р Марри считает, что идеалы д-ра Арнольда были принижены и искажены последующим поколением; мне бы хотелось быть уверенным, что подобные результаты не были изначально заложены в принципах. Для меня здесь открываются дальнейшие возможные результаты. М-р Марри говорит: "Главным органом этого нового национального и христианского общества является государство; государство есть, в сущности, орган, необходимый для его проявления. По этой причине неизбежно, что в новом национальном обществе, если оно и в самом деле стремится быть христианским обществом, Церковь и государство должны действовать сообща. От природы этого совместного действия Церкви и государства зависит все".

Данный абзац, в особенности в связи с предложением м-ра Марри передать частные школы государству, вызывает у меня подозрение, что м-р Марри готов проделать долгий путь к тоталитаризму; так что без явных утверждений с его стороны о необходимости христианской веры для спасения души и о сверхприродной реальности Церкви мы бы даже могли сделать вывод, что он готов предпринять некие шаги в сторону Английской национальной религии, окончательную формулировку которой возьмут в свои руки создатели движения морального перевооружения.

М-р Марри, по-видимому, следует д-ру Арнольду (с. 111), придавая столь малое значение апостольскому преемству. Относительно позиции Мэтью Арнольда он говорит (с. 125): "В данной ситуации вряд ли принесло бы пользу одно лишь восстановление христианского благочестия; даже возрождение христианской святости (подобно той, коей он восхищается в Ньюмене[42]) не смогло бы успешно ей противодействовать". Лишь один шаг отделяет использование выражения "одно лишь" от игнорирования христианского благочестия вообще. "Требовалось, — продолжает он, — именно обновление христианского миропонимания и расширенное представление о духовной жизни как таковой".

Как подобное расширение представления о духовной жизни может иметь место без духовных наставников и без возрождения святости, я не могу себе представить.

С. 45. Волна "духовного возрождения". — "Моральное перевооружение" было компетентно и авторитетно проанализировано с теологической точки зрения отцом Хилари Карпентером, в апрельском выпуске "Блэкфрайарз" за 1939 г. и профессором Х.А. Ходжесом в майском выпуске "Теолоджи". Однако я чувствую, что все, что осталось в нашей стране от чистого мышления, следует призвать к протесту против подобного искажения христианства и английского языка. Чтение составленной м-ром Г.У. Остином компиляции "Моральное перевооружение"[43] предполагает несколько направлений мысли. Прежде всего, повергает в раздумье та чрезвычайная легкость, с какой люди самого высокого ранга ставят свои имена под любым публичным заявлением, сколь бы оно ни было неясным и двусмысленным. Другой повод задуматься вызван тем, что сам тип умственной деятельности, представленный данными письмами, должен оказывать крайне деморализующее воздействие на язык. Кольридж как-то заметил, что "в языке, подобном нашему, где столько слов взято из других языков, немного существует способов обучения, более полезных и увлекательных, чем воспитание у молодых людей привычки искать этимологию, или первоначальное значение используемых слов. Есть такие случаи, когда история слова может передать большее и более ценное знание, чем история целой военной кампании". К примеру, в письме в "Тайме", перепечатанном в брошюре м-ра Остина, говорится, что "национальную безопасность в нашей стране и за границей можно обеспечить лишь посредством морального возрождения". Даже допуская, что "моральное возрождение" должно представлять некую более мягкую форму родов, нежели просто возрождение, слова из Евангелия здесь применены слишком смело для заявления, что если нация не родится заново, она не достигнет национальной безопасности. Слово "возрождение" кажется здесь выродившимся. В следующем абзаце "возрождение" было заменено на "перевооружение". Я не сомневаюсь, что понятие "морального и духовного перевооружения" было первоначально сформулировано всего лишь как яркое напоминание о необходимости иметь нечто большее, нежели материальное оснащение, однако оно вскоре сузилось, чтобы подразумевать иной вид оснащения того же плана: то есть оснащение для целей, которые не стремятся выйти за пределы мирских устремлений.

Несмотря на горячность, окрашивающую все письма, я не могу найти в них ничего такого, что бы убеждало в необходимости христианства. Некоторые авторы писем, насколько мне известно, — христиане, однако само это движение, если судить по данной брошюре, является не более христианским по своей природе, чем германская национальная религия профессора Хауэра. Я не имею сведений из первых рук о бухманитском движении[44], которым, судя по всему, вдохновлялась эта брошюра, однако мне не приходилось встречатья со свидетельствами, что исповедание христианской веры в соответствии с Символом веры является необходимостью для бухманита; и пока я не увижу подтверждения этому, я продолжу оставаться в сомнении, имеются ли какие-либо причины называть бухманизм христианским двжением.