Избранное. Том I-II. Религия, культура, литература

Подобно призракам, бегущим от волшебника,

был бы невозможен, не существуй на свете "Ад", где различные проявления ветра и разнообразные ощущения воздуха настолько же важны, как ипостаси света в песнях "Рая". Не думаю, чтобы в "Торжестве Жизни" Шелли ставил себе ту же задачу максимального приближения к скупости стиля Данте, что и я; он оставил для себя открытыми все доступные ему богатейшие возможности английской поэтической речи. И все же, благодаря природному сродству с поэтическим воображением Данте и всецелой проникнутости поэзией (не мне напоминать вам, что Шелли превосходно знал итальянский и обладал широчайшим и глубоким знанием всей итальянской поэзии) вдохновение продиктовало ему одни из самых великих и дантовских по духу стихотворных строк на английском языке. Я просто обязан процитировать один пассаж, который произвел на меня неизгладимое впечатление более чем сорок пять лет тому назад:

Исполненный мучительной печали,

Я вскрикнул: "Что же это предо мной?

Чей призрак там?" Едва уста сказали

Те беглые слова, — и возглас мой:

"Что за причина этого несчастья?"

Еще не создан был моей душой, —

— "Жизнь!" некий голос, как из мглы ненастья,

Откуда-то раздался… Я взглянул,

(О Небо, твоего прошу участья!)

Я думал, это корень мне мелькнул,

На склоне старый корень, искаженный,

Но взор меня жестоко обманул:

То был один из той толпы плененный,

И что считал я бледною травой,

Волной волос явилось измененной,

И что считал двойною я дырой,

Глазами было. — "Если ты от пляски

Способен удержаться, будь со мной,

И удержись, боясь ее завязки!"

На мысль мою ответил мне Фантом:

"Скажу тебе слова правдивой сказки,

Что быть нам в унижении таком

Велело, и скажу тебе, какими

С утра мы шли путями; коль потом